Переосмыслив события последних недель, Кара пришла к выводу, что Грейс становится особенно противной сразу после того, как сделает что-нибудь хорошее. «Как люди, которые стараются вести себя приятно в качестве извинения за грубость, только в обратном порядке. Грейс непременно нужно совершить какую-нибудь гадость, чтобы искупить своё милое поведение. Нет, никогда я не пойму эту девчонку!»

Сквозь длинные окна, что периодически попадались в коридоре, Кара мельком видела ярко освещённые экспонаты музея: черепа странной формы в стеклянных витринах; крохотный свуп с металлическими крылышками, кружащий над самым полом; зверинец с огромными гориллами, кожа у которых была прозрачной, так что видно было, как они устроены внутри. Каре то и дело приходилось подталкивать Таффа вперёд: он застревал у каждого окна, как будто это была витрина игрушечной лавки.

– Ну давайте заглянем, а? Хоть на минуточку! – наконец взмолился он, указывая на дверь с заманчивой надписью «Природа невидимости».

– Нет, этим путём мы пройдём быстрее, – сказала Ксиндра. – А то в музее нынче многолюдно.

Она была права. Цвет кожи посетителей варьировался от оранжево-розового до багрово-красного (совсем такого, как на свежих шрамах), но в остальном каттиане не слишком отличались от толпы деревенских, веселящихся на ярмарке. Огромная толпа детей, все в белой форме, бродила по музею в сопровождении всего нескольких взрослых. «Школьная экскурсия?» – предположила Кара. Она увидела, как один мальчик вошёл в чёрный ящик – и тут же вышел из другого такого же ящика на противоположном конце зала. Прочие дети тихонько зааплодировали. Их восторг выглядел очень сдержанным, и никто из них не толкался и не пихался.

«Их с рождения приучают избегать контактов с окружающими, – подумала Кара, вспомнив странное приветствие Ксиндры. – Постоянно остерегаться заразы – это их образ жизни».

Коридор вывел их к более старому проходу, вырубленному прямо в скале. Кара сумела на время забыть, что они под землёй, но теперь её страхи вернулись с новой силой. Она принялась глубоко дышать, стараясь сохранять спокойствие.

– Это часть первоначального музея, – с отвращением сообщила Ксиндра. – Наверное, она имеет определённую историческую ценность, демонстрируя, каким Катт был когда-то, – но посетителей мы сюда больше не водим. Здесь слишком темно и мрачно. Мы пока не добрались до её модернизации. Но ничего, всё ещё впереди!

Они дошли до железных врат, помеченных странными знаками, которые Кара прочесть не могла. Ксиндра вставила ключ в замочную скважину и махнула рукой двум охранникам, чтобы те помогли их отворить. Судя по тому, что сделали они это не без труда, и по тому, как заскрипели петли, этим проходом уже давным-давно никто не пользовался. Мужчины шагнули в тёмный проём и зажгли несколько жаровен дальше по коридору, Кара и прочие прошли мимо них и очутились в просторной комнате, в центре которой возвышался одинокий постамент.

На нём лежала знакомая красная шкатулка.

На камне была высечена надпись на том же древнем языке, что и на вратах. Кара обернулась к Ксиндре, в надежде услышать перевод, и обнаружила, что хранительницы рядом нет. Она вместе с сопровождающими осталась за порогом комнаты. Ей явно было не по себе.

– Там написано: «Фрагмент книги из руин замка Долроуз», – пояснила Ксиндра, предвосхищая вопрос.

Кара позволила себе усмехнуться.

– Нельзя сказать, что это неправда! – заметила она.

Кара опасливо дотронулась до красной шкатулки, не зная, сможет ли она что-то почувствовать, не прикасаясь к самому гриму, и вздрогнула: на неё вновь нахлынуло уже знакомое ощущение пустоты. «Без света… без надежды… без любви…» Оно оказалось ещё более оглушительным, чем в прошлый раз, как будто сам факт того, что два грима оказались вблизи друг от друга, уже придавал «Вулькере» сил. Добавилось и кое-что новое: пронзительный голосок маленькой девочки. По большей части фразы звучали слишком невнятно, как разговор за стеной, но время от времени отдельные слова прорывались: «…наказание… навеки… одна…»

А потом, резко выдохнув Каре прямо в ухо, девочка завопила: «КТО ТЫ?!!»

Кара ахнула и отдёрнула руку от шкатулки.

Голос исчез.

– Что случилось? – спросил Лукас.

– Я её слышала! – ответила Кара и обвила Лукаса руками: она снова отчаянно жаждала человеческого тепла. – Евангелину. Она говорила со мной.

Бросив взгляд через плечо Лукаса, Кара обнаружила, что мужчины в форме заняли места у каждого из выходов. Они обнажили оружие: кривые клинки, слабо отсвечивающие зелёным.

Ксиндра прочла в глазах Кары ярость осознания, и лицо у неё сделалось виноватым.

– Мне очень жаль, – смешалась каттианка. – Честное слово.

Она дёрнула рычаг на стене, и сверху опустились стеклянные панели, наглухо перекрыв все выходы. Стекло было цвета оникса, но всё же прозрачное: Ксиндра и охранники выглядели так, словно скрылись за изящной чёрной занавеской.

– Выпустите нас! – приказала Кара.

– Увы, не могу.

Лукас забарабанил по ближайшей панели, и когда понял, что это бессмысленно, натянул свой свешаровый лук и выстрелил. Стрела отскочила от гладкой поверхности, не оставив на ней ни царапинки, и бессильная упала на пол.

– Стекло, отлитое среди ветров Звёздного Смерча, – сообщила Ксиндра. Голос её звучал чуть приглушённо. – Из самого Люкса. Невероятно редкое, абсолютно непробиваемое.

Она застенчиво улыбнулась.

– Одна из невозможных вещей.

– Зачем вы это делаете? – спросила Кара.

Красная кожа Ксиндры побагровела. Она низко поклонилась.

– Я должна ещё раз извиниться за обман, но мы сочли, что это будет самый эффективный способ успешно взять вас в плен. Конечно, мы могли бы схватить вас ещё на станции свупа, но я наслышана о твоих подвигах в битве у гробницы Клэна. Я знаю, насколько ты могущественна, и мне не хотелось рисковать жизнями моих людей. Так будет намного чище, не правда ли?

– Вы помогаете Риготт, – выплюнула Кара.

– Ну что ты! – воскликнула Ксиндра, искренне шокированная таким предположением. – Нет, конечно, я отдам Риготт и тебя и грим, так что, наверное, с такой точки зрения, в твоих словах, есть доля правды. Но я вовсе не собираюсь ей помогать! Просто я оказалась в ситуации, когда единственное разумное решение – сделать то, чего хочет Риготт. Ты же понимаешь?

Кара подошла вплотную, прижала ладонь к стеклу.

– Нет, не понимаю.

– Мне искренне жаль, – Ксиндра снова поклонилась. – Я всё объясню, и на этот раз безо всяких увёрток! Никакого письма от Тимофа Клэна я не получала. Это была всего лишь хитрость, чтобы войти в доверие.

– А откуда же вы тогда узнали о нашем приезде? – спросил Тафф.

– Я и в самом деле получила письмо, – пояснила Ксиндра. – Так что моя история отчасти правдива. Вот видите, не всё было ложью!