Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Всмотритесь внимательно в свою супругу. Свою вторую половинку. Свою женщину. Если наблюдать за ней достаточно долго, можно это уловить. В изгибе спины, в обманчивой мягкости движений, в оттенках ласкового голоса. В ней живет эта женщина-кошка. Одна из ее сущностей. Одна из тысячи сказок Шехерезады.
Вы думаете, это вы ее встретили, заметили и завоевали?
Конечно, дорогой! Так и было. Ты такой умный! Такой красивый! Такой мужественный…
Вы вместе, а значит, ее охота была удачной.
Пятница – сложный день для автолюбителя. Даже в нашем спокойном городе этот день будит в участниках движения берсеркеров, жвачных животных и нелетающих птиц.
Я рвусь на проспект, главную артерию. По ней – почти прямой путь домой. Но транспортный поток со мной вместе внезапно упирается в человека с полосатой палкой. Этот человек, словно тромб, стопорит все движение. Поток в недоумении рассыпается по соседним капиллярам. Если присмотреться, по губам водителей отчетливо читаются проклятия.
«Ниссану» передо мной сотрудник долго объясняет матом понятие форс-мажора. Судя по жестикуляции, он упирает на непредсказуемость и непреодолимость природных стихий. «Ниссан» спорит. Но в итоге соглашается и он. И уползает направо прямо из второго ряда.
Подъезжаю спросить, хотя уже знаю ответ. Лицо у человека с полосатой палочкой грустное.
– Мы пропускаем высокодолжностное лицо, – разводит он руками. В его устах это звучит как наш общий крест, который мы вместе несем.
И знаете что? Вот другой на моем месте бы возмутился. Мол, как это так? Люди с работы, хотят попасть к женам и к детям… Да как же так можно? Да президент Швейцарии ездит на трамвае… Где уважение к гражданам?..
Но я свободен от этой рабской психологии! Я не хочу, чтобы у соседа корова сдохла. Я хочу, чтобы у меня было две. А лучше – современное скотоводческое хозяйство с предприятием переработки и обширной сетью сбыта.
Я имею в виду, что возмущение, озлобленность – это все мышление низших слоев.
Пока я продираюсь через пробку, уворачиваясь от бешеных маршруток и пешеходов, отчетливо понимаю: сам хочу быть этим высокодолжностным лицом.
Причем совершенно не важно, в какой структуре. Если переходишь на определенный уровень, назовем его «небожитель», структура теряет всякое значение. Ты в сливках общества. И будешь там плавать до конца своих дней. Сегодня ты замминистра, завтра генеральный директор, послезавтра посол, потом член наблюдательного совета или национального собрания. Нужно просто вовремя спрашивать у секретарши Галочки, кто ты сегодня. Или читать табличку на двери своего просторного кабинета.
Я бы справился, я уверен! Я бы работал. Я бы функционировал, да! Я бы решал вопросы, продвигал кандидатуры, отвечал за направления и комментировал события.
Я бы говорил солидно и весомо. Любую ересь я бы заворачивал в такую обертку, что самая отвратительная субстанция казалась бы электорату конфетой.
«Мы не можем допустить…», «вопрос чрезвычайной важности…», «национальные интересы…», «следует рассматривать в перспективе…», «исключительно в интересах народа…» – вот это вот все.
Я бы носил дорогущий костюм, идеально сшитый по моей полной фигуре. И прятал бы часы в рукав на собраниях и президиумах. Я бы устраивал разносы и стучал кулаком по столу. Я бы выслушивал с непроницаемым лицом доклады и строго спрашивал с исполнителей. Ко мне бы записывались на прием. Меня бы просили, умоляли, умасливали. Но я бы был непреклонен.
Я бы наверняка злоупотреблял, способствовал и мздоимствовал. Не от жадности, а просто потому, что могу это себе позволить.
И, конечно, я бы ездил с кортежем. Представьте! Сотрудники силовых ведомств стоят по обочине через равные интервалы, отдают честь. Мельтешат в сумерках огни мигалок автомобилей сопровождения. В переулках проносятся злые лица простых граждан. Они с укоризной смотрят на меня из-за рулей своих ржавых дешевых тачек.
Плевать! Пускай ворчат… Пускай ждут…
Я еду!
И я бы попросил водителя Володю ехать помедленнее. «Не гони! Мне нужно поразмыслить», – сказал бы я ему. Но не потому, что я вправду думаю. В этом давно нет нужды. Я просто хочу насладиться моментом. Я еду – они стоят. Я утопаю в коже – они ерзают по истертому велюру. Я пью шампанское – они глотают слюнки. Мы едем – они вдыхают пыль. Неудачники…
Я не тороплюсь. Куда мне спешить? Я любуюсь огнями города, его ровными пустыми улицами. Они пустые для меня. Для меня, понимаете? Кортеж летит без остановок. Ради меня всегда горит зеленый! Это цвет всей моей жизни. Я могу все!
Вдруг мое серьезное лицо чуть трогает улыбка. Потом прорывается робкий смешок. И вот я хохочу. Хохочу в голос! Хлопаю себя по бокам и катаюсь по широкому заднему сиденью! Володя с беспокойством поглядывает в зеркало заднего вида. Не тронулся ли шеф рассудком?
Нет, Володя! Я не сошел с ума! Ты не поймешь. Мне хорошо. Мне отлично! Мне просто превосходно! Я – король мира! Я выиграл вертолет в лотерею! Я на вершине! Я – величина! Я огромен! Я отбрасываю тень, и те, кто в этой тени, одарены моей милостью…
– Все в порядке, шеф? – осторожно уточняет Володя.
Я отсмеялся, я успокоился, хотя следы улыбки еще чуть заметны на моем волевом, солидном лице. Я поглаживаю округлый живот толстой рукой с перстнями.
– Да, Володя, все хорошо. Поехали в сауну!
Многие люди мечтают завести детей. Точнее, детей мечтают завести женщины. Мужчинам такое поведение не свойственно за исключением редких себялюбов, которые хотят наводнить мир копиями себя. Большинство же интересует скорее сам процесс.
Как бы то ни было, люди раз за разом совершают эту ошибку – заводят ребенка. Да, это гарантирует выживание рода человеческого. Но на микроуровне, в рамках отдельно взятой семьи, дети – источник бесконечных бедствий.
Во-первых, дети – это навсегда. В отличие от большинства домашних животных, избавиться от них невозможно. Они остаются вашими детьми даже у бабушки, в детском лагере или даже в другой стране.
Бабушке моей жены девяносто два. Ее сыновья давно на пенсии. Огромные, здоровые мужики. Она им звонит и спрашивает, надели ли шапку. Не шучу!
И такая забота объяснима, потому что дети болеют. Причем очень часто. Сложность в том, что с них нельзя собрать адекватный анамнез. Что болит, где, как – остается загадкой. Младенцы так вообще только плачут. А для грусти может быть миллион причин. То ли живот, то ли жарко, то ли холодно, то ли голодный, то ли осень. Но чаще всего малыши плачут от несовершенства мира или отдельно взятой страны. А с этим ничего не поделаешь.
Дети – это дорого. Например, они едят. Чем старше становятся, тем больше и разнообразнее. Исключение составляют девочки-подростки. Они в какой-то момент начинают питаться несчастной любовью и глупыми сериалами.