Лукулл, пожалуй, единственный из множества влиятельных современников, кто окончил свои дни естественной смертью. Красс погиб при попытке повторить его подвиги, Катона, Цицерона, Помпея и прочих перемолола жерновами гражданская война. Плутарх высказывает мнение насчет своевременности ухода этого римского титана:

«Самым завидным в жизни Лукулла можно, пожалуй, считать ее завершение: он успел умереть раньше, чем в жизни римского государства настали те перемены, которые уже тогда уготовлялись ему роком в междоусобных войнах, и окончил дни свои в отечестве, пораженном недугом, но еще свободном».

Однако, тратя свой изощренный талантливый ум на поиски новых и новых развлечений, он в конце концов его лишился. Видимо, боги обиделись, что их дар тратится на занятие недостойное. Незадолго до смерти «его рассудок помрачился и стал мало-помалу угасать».

Впрочем, Плутарх, ссылаясь на Корнелия Непота, говорит, что «Лукулл повредился в уме не от старости и не из-за болезни, но потому, что его извел своими снадобьями Каллисфен, один из его вольноотпущенников. Каллисфен думал, что действие снадобий внушит его господину большую привязанность к нему, но вместо этого оно расстроило и сгубило рассудок Лукулла, так что еще при его жизни управление имуществом взял на себя его брат».

Над Луцием Лукуллом при жизни посмеивались все, кто только мог и желал, но в день смерти римляне поняли, что потеряли одного из самых достойных граждан. «Народ сбегался в печали, тело было вынесено на форум знатнейшими юношами, а затем толпа хотела силой добиться, чтобы его схоронили на Марсовом поле, где был погребен Сулла». Но брат Лукулла уже подготовил усыпальницу в любимом поместье покойного близ Тускула и с трудом убедил народ не воздавать ему ненужной чести. Его родной брат, Марк, единственный преданный Лукуллу человек в жизни, оказался верным ему и в смерти. После похорон Луция Лициния Лукулла прожил он недолго.

Когда знакомишься с жизнью этого человека в первые три десятка лет, то не можешь вообразить даже в самых смелых фантазиях, кем он станет в последующие годы. Более того, воспитание и римские традиции строго заботились о том, чтобы из него не получилось то, что получилось, — первый римский олигарх.

Марк Лициний Красс (115–53 гг. до н. э.) родился в семье, которая, одна из немногих, соблюдала древние римские традиции. Римская «бедность», привычка довольствоваться только необходимым для жизни — эти благородные моральные принципы успешно забывались после Пунических войн, но не в семье Крассов.

Отец Марка — Публий — был консулом в 97 г. до н. э., затем в качестве проконсула управлял Дальней Испанией и получил триумф за победу над лузитанами. В 89 г. до н. э. старшего Красса избрали цензором. Этой должности удостаивались граждане с безупречной репутацией. Им принадлежало право надзора за поведением и нравами граждан, причем руководствовались цензоры исключительно собственным представлением о долге и не несли никакой ответственности за свои действия. Цензоры наказывали граждан за неподобающее поведение по отношению к жене и детям: не приветствовалась как жестокость, так и излишняя мягкость в отношении детей; последние держали ответ за неповиновение родителям. И еще цензоры следили, чтобы римляне не слишком увлекались материальными благами: можно было серьезно пострадать за несколько серебряных блюд, которые покажутся римским чиновникам недопустимо роскошными.

«Марк Красс… воспитывался в небольшом доме вместе с двумя братьями, — сообщает Плутарх. — Те женились еще при жизни родителей, и все сходились за общим обеденным столом. Такая обстановка, по-видимому, весьма содействовала тому, что Красс в течение всей жизни оставался воздержным и умеренным. После смерти одного из братьев он женился на его вдове, имел от нее детей и с этой стороны не уступал в добронравии никому из римлян».

Излишняя суровость воспитания наложила негативный отпечаток на характер Красса. Власть отца, стремившегося быть самым строгим из римлян, настолько давила на домочадцев, что Марк никак не проявил себя в пору юности. Пожалуй, его биография начинается с 26-летнего возраста, когда Красс потерял всех и все.

В 88 г. до н. э. Рим разделился на два лагеря; началась первая в истории Вечного города гражданская война.

Блестящий военачальник и консул, защитник интересов сената и старой римской аристократии — Луций Сулла — отправился воевать в Грецию; этим воспользовалась партия популяров, которую возглавлял другой удачливый полководец и любимец плебеев — Гай Марий. Цели у мятежников были стандартными, то есть, как и у всех революционеров на протяжении многих тысячелетий, — отобрать и поделить. Естественно, желающих поживиться оказалось много; Италия в короткий срок попала под власть демагогов-популяров. А дальше, как прописано в сценарии любой революции, начался террор. Не обошел он и семью Крассов: в числе первых были убиты отец и брат Марка.

Опасаясь за свою жизнь, молодой Красс «взял с собой троих друзей и десять слуг и с величайшей поспешностью бежал в Испанию, где прежде, в бытность отца его наместником, он жил и приобрел друзей, — рассказывает Плутарх. — Там он застал всех в великом страхе и трепете перед жестокостью Мария, как будто тот находился среди них. Не решившись кому-либо открыться, Красс кинулся в приморское поместье Вибия Пациана, где была большая пещера, спрятался в ней, а к Вибию послал одного из своих рабов на разведку, так как и припасы его были уже на исходе. Вибий же, услышав о Крассе, обрадовался его спасению, спросив о числе его спутников и где они находятся. От личного свидания он воздержался, но, тотчас проведя к тому месту управляющего имением, приказал ежедневно носить Крассу готовый обед, ставить его на камень и молча удаляться, не любопытствуя и ничего не высматривая. За излишнее любопытство Вибий пригрозил ему смертью, а за верную службу обещал свободу».

Борьба враждующих группировок велась на территории Италии и Греции. Испания среди моря римской вакханалии оставалась относительно спокойным островом, но Красс соблюдал все мыслимые и немыслимые меры предосторожности. Ежедневно у входа в пещеру появлялся человек и оставлял продукты. Он не видел, для кого предназначалась еда, которая забиралась только после его ухода. Вибий, не скупясь, снабжал всем необходимым Красса и его товарищей. «Пришла ему также в голову мысль о возрасте Красса, — повествует Плутарх, — о том, что он еще молод и что следует подумать о приличествующих его годам удовольствиях, ибо, как полагал Вибий, удовлетворять только насущные нужды — значит служить скорее по необходимости, чем из расположения. Итак, взяв с собою двух красивых прислужниц, он пошел к морю, а придя на место, указал им вход в пещеру и велел войти туда, откинув страх».

Впрочем, страх испытывали не девушки, идущие навстречу неизвестности, а римляне, которым полагалось быть мужественными. Послушаем опять Плутарха: