– Хватай, пожалуйста, пожалуйста. Они вот-вот заметят.

Это правда. Воздух в трудотерапии тревожен, больше никакого золотого сияния – просто солнечно и тепло. Да, я дал магии умереть. Врачи вспомнили, что они на работе, и отказываются зевать. Маленькая толстуха отдает царственные команды, бедняжка. Подросток рыдает, поскольку опять обмочился. Бывший директор школы истерически пердит, грозя лишить нас спортзала. Повелитель Жизни, достаточно ли я страдал?

– Скорее.

Мэри бросает себя вниз. Мои пальцы что-то нащупывают. Это не часть Мэри. Это что-то инородное.

– Хватай. Тащи. Это от наших друзей.

– Скоро.

Дорогой друг,

Я тут вспомнил.

Я послал тебе не ту коробку фейерверков. Я не положил в свою великолепную коллекцию мыла и косметики Лекарство от Прыщей. Ты же знаешь, я вылечил им прыщи у Эдит. О, конечно, ты не знаешь, ибо у тебя нет причин верить, что кожа Эдит когда-либо было иной – не такой, что приятно целовать и трогать. Когда я с ней встретился, ее кожу было не так приятно трогать, целовать – даже смотреть на нее. Она была уродливым месивом. В следующей части этого длинного письма я расскажу тебе, как мы с Эдит сконструировали прелестную женушку, которую ты обнаружил за исполнением замечательного маникюра в парикмахерской отеля «Мон-Рояль». Начинай готовиться.

Коллекция мыла, хоть в ней и есть прозрачные бруски, призраки сосны, лимона и сандалового дерева и «желе Уилли»[175], бесполезна без Лекарства от Прыщей. Весь результат – отмытые, благоухающие прыщи. Может, тебе и хватит, – такое допущение развращает.

Ты всегда мне сопротивлялся. Мое тело ждало тебя, а ты его отвергал. Я воображал тебя с 19-дюймовыми руками, а ты смывался. Я воображал тебя с массивными нижними грудными мышцами и трицепсами в форме подков, объемными и отчетливыми одновременно. В некоторых интимных объятиях я ясно видел, насколько низко должны опускаться твои ягодицы. Когда ты приседал передо мной, ни в коем случае не должны они были обвисать так, припечатываясь к пяткам, поскольку тогда мышцы бедер больше не задействованы, зато задействованы мышцы ягодиц, ergo[176]– твои неподатливые щеки, крайне эгоистичное развитие, от которого мне не было никакой радости, и которое виновато в твоих проблемах с кишечником. Я видел тебя натертым маслом и сияющим, прямо брюхо стиральной доски, расчерченное острыми косыми мышцами и серратусом[177]. Я знал способ подрезать серратус. У меня были связи на профессиональной греческой кафедре. У меня были ремни и стремена, чтобы разбомбить твой хрен в настоящую кувалду, способную забить рот пеликану. У меня был Набор Для Сфинктера, который вымыл бы затычку, как посудомоечные машины, и накладные груди. Ты представляешь себе мою йогу? Назови как хочешь – разрушение, созидание – но ты представляешь себе, как я работал над Эдит? Знаешь ли ты, что миллионом убогих переправ оскорбил Ганг?

Может, я сам виноват. Я утаил некоторые жизненно важные детали – тут инструмент, там факт – но лишь потому (да, это ближе к правде), что мечтал, что ты превзойдешь меня величием. Я видел короля без трона. Я видел ружье, истекающее кровью. Я видел принца Забытого Рая. Я видел прыщавую кинозвезду. Я видел гоночный катафалк. Я видел Нового Еврея. Я видел знаменитых хромых штурмовиков. Я хотел, чтобы от тебя было больно небесам. Я видел пламя, излечивающее головные боли. Я видел победу выбора над дисциплиной. Я хотел, чтобы твое замешательство стало сачком для ловли магии. Я видел экстаз без веселья и vice versa[178]. Я видел, как вещи меняют свою природу простым усилением собственных свойств. Я хотел дискредитировать образование ради более чистой молитвы. Что-то я скрывал от тебя, ибо желал тебе стать более великим, чем задуманные мною Системы. Я видел, как рубцы толкают весла, не становясь мускулами.

Кто есть Новый Еврей?

Новый Еврей изящно теряет рассудок. Он применяет финансы к абстракции, результатом чего оказываются успешная мессианская политика, разноцветные метеоритные дожди и другие символические погодные условия. Бесконечными историческими изысканиями он вызвал амнезию, саму его забывчивость ласкают факты, которые он приемлет с видимым энтузиазмом. Тысячи лет он трансформирует ценность клейма позора, заставляя людей всех национальностей добиваться этого знака, как исключительного сексуального талисмана. Новый Еврей – основатель Магической Канады, Магического Французского Квебека и Магической Америки. Он подтверждает, что томление приносит сюрпризы. Он возводит сожаление бастионом оригинальности. Он спутывает тяготеющие к монолитности ностальгические теории о превосходстве негров. Он утверждает традицию через амнезию, весь мир соблазняя перерождением. Он разлагает историю и ритуал, безусловно принимая все наследие целиком. Он путешествует без паспорта, поскольку власти считают его безвредным. Проникновение в тюрьмы подтверждает его сверхнациональность и льстит его юридическому статусу. Иногда он еврей, но всегда американец, и то и дело – из Квебека.

Так мечтал я о нас с тобой, vieux copain[179], – Новые Евреи, мы двое, педик, солдат, невидимые, часть возможного нового племени, связанного сплетнями и слухами о божественном свидетельстве.

Я послал тебе не ту коробку фейерверков, причем не совсем по ошибке. Ты получил «Всеамериканское ассорти братьев Рич», претендующее на звание самого большого набора за такую цену – больше 550 штук. Проявим сострадание и скажем, что я не знал точно, сколько должно длиться испытание. Я мог бы послать тебе «Знаменитый набор образцовых фейерверков», за ту или иную цену, а там больше тысячи образчиков грохота и красоты. Я лишил тебя потрясающих «Электрических пушечных салютов», старых добрых «Вишневых бомб», «Факелов серебряного дождя», 16-зарядной «Битвы в облаках», самоубийственных «Японских ночных хлопушек». Пусть сострадание запишет, что я сделал это из сострадания. Взрывы могли бы привлечь злобное внимание. Но как оправдаться за то, что я не послал «Большой цветной набор для семейных пикников», специальный комплект для тех, кто предпочитает минимум шума? «Музыкальные порхающие фонтаны Везувия», «Заряды-Кометы», «Цветочные горшки с ручками», «Большие цветочные заряды», «Треугольные вертушки», «Патриотические огненные флаги» я от тебя утаил. Разомни сердце, дорогой. Пусть сострадание подтвердит, что я избавил тебя от бытового расточительства.

Я намерен рассказать тебе про все: Эдит, я, ты, Текаквита, А., фейерверки.

Я не хотел, чтобы ты сжег себя до смерти. С другой стороны, я не хотел, чтобы исход был слишком простым. Это последнее – из-за профессиональной гордости учителя, и к тому же из легкой зависти, о которой я уже рассказал.

Хуже того – есть вероятность, что я мог умудриться выработать у тебя иммунитет к разрушительному эффекту экстаза, регулярно прививая его в гомеопатических дозах. Парадоксальная диета приведет к ожирению сатирика, но не псалмопевца.