Числа, числа, числа, — продолжал он, словно размышляя вслух. — Каково число, получаемое при умножении треугольника десяти на бесконечность, если оно обладает силой дельты, силой Всего?

Его голос слегка изменился, когда он посмотрел на поэта.

— То, что известно как гематрия, восходит по крайней мере к временам ассирийского царя Саргона II, построившего стену их камней размером в локоть, — таково было число его имени — для укрепления своей крепости Дур-Шаррукин. Глазами гематрии смотрел на мир и Израиль эпохи Второго Храма. Но лишь в век, называемый tannaim, гематрия и раввинская литература стали одним целым. В то же самое время, в годы после вашего Нового Завета, христиане создали собственную гематрию, дав ей имя. — Он начертал слово и произнес его вслух: — Isopsephiai Древнегреческое слово, обозначающее равенство голосов, которое приобретало новый смысл. Смысл равновесия цифровых значений букв. Пример этого рода можно обнаружить в Откровении Иоанна, где имя Зверя представлено суммой значений трех греческих букв. — Он нарисовал их — x, ξ, F — и, перечислив, пояснил: — Первая из которых есть c'hi и означает шесть сотен, вторая есть xi и означает шестьдесят, а третья есть digamma и имеет значение шести.

Эта третья буква, древняя дигамма, была названа так потому, что ее вид напоминает вид одной гаммы, — он нарисовал Г, — наложенной на другую. Двойная гамма исчезла из греческого алфавита до появления греческого списка Откровения, как и представляемый ею звук, схожий с «двойным u» алфавита Британии, тоже вышел из употребления. Подобное случилось и с буквой, известной в Италии как doppio vu, а во Франции с буквой double ve, которые стали лишь призраками себя прежних.

Греческая дигамма была двойником еврейской yod, дающей звук waw, — стило снова опустилось на зеленый воск: w, — значение которого тоже шесть. После потери дигаммы в греческом алфавите нет буквы, имеющей силу шести.

Интересно, что в Откровении ваш еврей, говоривший на греческом не лучше, чем на иврите, произносит в последней главе такие слова: «Я альфа и омега». Такое впечатление, что это неправдоподобное греческое высказывание — эхо провозглашения Бога, до того дважды встречавшееся в Откровении, служит целью третьего провозглашения, — это указание на начало и конец с помощью первой и последней букв греческого алфавита должно было восприниматься как сигнал того, что эта странная книга относится к области чисел. Последняя глава этой книги носит порядковый номер двадцать два — именно столько букв в еврейском алфавите, — что можно воспринять как еще один сигнал. Но уже к тому, что эта странная книга относится не только к области исопсефии, но и к области гематрии. А стих, в котором ваш еврей провозглашает себя началом и концом, есть тринадцатый стих последней главы. Тринадцать, число великой силы — совершенная триада и высшая божественность и вечность священной десятки декады, также образующей треугольник.

И глава, в которой дано имя Зевса — по сумме греческих букв c'hi, xi и потерянной дигаммы, — тоже имеет порядковый номер тринадцать.

Продолжая говорить, старик медленно поворачивал тупой конец стило над тонким язычком огня. Он сравнил троекратное провозглашение alpha и omega с trishagion, услышанным Исайей, — «Свят, Свят, Свят», — ставшим частью христианской литургии. Он напомнил, что христиане трижды осеняют себя треугольным знаком креста. Когда плоский конец стило нагрелся, старик разгладил поверхность дощечки, стерев все предыдущие знаки и одновременно сообщив, что имя первого человека, Адама, тоже состоит из трех букв. После этого он начертал три значка — םדא — и пояснил:

— Adamo. έ il nome del nostra padre.

— Адам — это имя нашего отца.

Далее еврей рассказал, что три буквы имени являются буквами имен Адама — aleph, Давида — daleth и Мессии — mem и что душа первого перешла в душу второго, а затем третьего, что mem — это тринадцатая буква еврейского алфавита, что тринадцать опять же — это совершенная триада и высшая божественность и вечность декады, также образующей треугольник, что в герметической каббале третий из сефиротов содержит корни древа Всего и что эта сефира и есть сфера матери Всего сущего.

И оно, это слово — πάντων, — является последним словом странной книги Откровения. Потому что omega означает не только конец, но и «великое „О“», противопоставляемое не столько alpha, сколько omicron, маленькому «о»: это тоже omega. О, Magnus, великий круг, включающий в себя все и не имеющий конца.

— А тот, кого вы называете самым ложным из имен и чье истинное имя Yeshua, — старик начертал — צושי, — тот, кого вы почитаете, не обращаясь к нему по его истинному имени — его sermo in monte, как выразил это ваш святой Августин, — он и есть еще большая тайна трех, чем извергнутая γνωμολογια. — Поэт насторожился, распознав звучание и значение латинских gnome и logos, первое из которых, идентичное lingua volgare, означало афоризм, а второе имело несколько презрительный оттенок и означало что-то вроде небылицы. Но старик не остановился и не дал гостю времени на обдумывание. — Которую ваш Августин в своей «De Sermone» назвал высшим и совершенным образцом христианской жизни.

Последовавшее дальше объяснение совсем запутало поэта. Старик говорил о латинском gnome, о латинском gnosco, о латинском gnomon, этом роковом указателе солнечных часов, отравленной стреле в сердце всех его размышлений о лживости времени, отравленной стреле в сердце всех глупых человеческих попыток навязать свой несведущий разум безвременной бесконечности. Сводя эту троицу воедино — gno, знать, — еврей сделал вывод о тщетности самих усилий к постижению истины.

— Она, «De Sermone», представляет собой расчетливое сочинение из частей: вступления, изложения via vitae aeternae и рассуждения.

Первая из них посвящена десяти блаженствам и основывается на древнегреческой и еврейской поэзии. И снова наша десятка, высшая божественность и вечность декады также образующая треугольник. Вторая часть сама состоит из трех частей: толкование Торы, культовые предписания и сентенция. Третья часть складывается из трех проповедей, на протяжении которых еврей, называемый Иешуа, утверждает себя как учитель Торы.

И вот тот, которого вы называете ложным именем, чье настоящее имя Иешуа, тот, кого вы почитаете, не обращаясь к нему по истинному имени, он, как считается, сделался пастырем в тридцать лет, учил в течение трех лет и умер в возрасте тридцати трех лет, претерпев трехчасовые муки, пронзенный тремя пиками, умер через три часа, на третьем часу после полудня, когда тьма окутала небо.

В ваших Евангелиях есть три разные версии его последних слов на кресте. Те, кого вы называете Маттео и Марко, вкладывают в уста вашего еврея первые слова двадцать второго псалма, но мешая при этом иврит и арамейский: «Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты Меня оставил?»

Такого рода аллюзия есть риторический прием, используемый раввинами и называющийся ramez. Ваш Маттео вместо слов «Боже мой» употребляет термин Или, как и в псалме. Ваш Марко выбирает Элои, более классический библейский термин, или, возможно, арамейскую форму, Элой. Оба термина производные от Эл, самого древнего имени Всемогущего. Стило по табличке: