Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что же произошло после неудавшегося покушения? — продолжал инспектор. — Миновало больше недели, но субъект с кочергой не предпринимал второй попытки убить Брасса. Почему?
— Я на это отвечу, папаша, — сказал Вон. — Потому что здесь появился Вон Дж. Вон с револьвером 38-го калибра, нанятый для защиты старика.
— И вы так хорошо поработали, — отозвался Ричард Квин, — что однажды ночью кто-то подкрался к вам, пока вы спали, вывел вас из строя, перешагнул через вас в спальню старика и вонзил нож ему в сердце. Это не пойдет, Вон. Ваш приезд лишь затруднил задачу, и ненамного, потому что, когда убийца решил действовать, он прикончил Брасса, несмотря на ваше присутствие.
Вон усмехнулся и со злобой промолвил:
— Сегодня в вас проснулось красноречие, папаша.
— Факт в том, — снова заговорил инспектор, — что в любое время между неудавшимся и удавшимся покушениями убийца мог сделать вторую попытку, но не сделал. Этому может быть лишь одно объяснение. После неудачной попытки он решил подождать. Почему? Вспомните, что он убил Брасса после того, как тот составил завещание. Должно быть, именно этого ожидал убийца. Он передумал убивать только из ненависти и жажды мести. Дождавшись, пока он станет наследником по завещанию, убийца не только отомстил, но и получил долю состояния старика. Если бы в завещании его не упомянули, он мог бы вернуться к первоначальному плану убийства из мести. Почему бы не убить двух птиц одним камнем?
Дирижерская палочка инспектора постепенно ускоряла темп.
— Но убийца, который захотел ждать по одной причине, должен был хотеть этого и по другой. Кто бы ни был этот человек, это не профессиональный преступник, для которого убийство — бизнес, а обычный гражданин, побуждаемый неординарными обстоятельствами и критической ситуацией. Обычные граждане боятся наказания куда больше, чем профессиональные преступники. Если они не совершают убийство в состоянии аффекта, то сдерживают себя и ищут менее опасный способ решения своих проблем — особенно если речь идет о прибыли. Какая польза от миллиона долларов, если вас поймают и отправят за решетку до конца дней? В этом случае у убийцы имелись все основания не рисковать. Хендрику Брассу было семьдесят шесть лет. По его собственному признанию, он был болен. Сколько еще он мог прожить? Наш убийца должен был только ждать и позволить природе делать свое дело. Тогда бы он законным путем унаследовал миллион, не рискуя свободой наслаждаться им.
Тем не менее, несмотря на все причины ждать после того, как он был поименован в завещании, этот человек ждать не стал, а убил больного старика. Были ли его ненависть к отцу и (или) нужда в деньгах настолько сильными, чтобы полностью заглушить голос разума? Возможно. Но в моей книге, где много страниц, есть более вероятное объяснение.
Инспектор намеренно сделал паузу. Умение рассчитывать время Эллери унаследовал не от матери. В комнате не прозвучало ни звука, пока Ричард Квин внезапно не произнес:
— Между первым неудавшимся покушением и временем, когда старый Хендрик подписал свое завещание, убийца сделал то, что никто из нас не смог сделать, — разгадал тайну того, из чего состоит богатство Брасса и где оно спрятано.
Все затаили дыхание, ловя каждый слог. Гэррет — главный объект интереса инспектора — застыл как завороженный. Только шеф Флек шумно дышал, раскрыв толстые губы.
— Видите, куда это нас приводит? — продолжал инспектор. — Естественный страх перед убийством и возможным наказанием, которое не позволит наслаждаться плодами преступления, был ослаблен новым фактором — обнаружением состояния. Должно быть, по нашему поведению убийца чувствовал уверенность, что больше никто не разгадал секрет. Но теперь он испытывал постоянное внутреннее давление. Чем дольше он позволял Хендрику жить, тем больше было шансов, что кто-то из нас раскроет тайну. И напротив, устранив Хендрика, убийца стал бы единственным, кто знал, где находится золото, и мог играть по таким высоким ставкам, которые перевесили бы все прочие соображения — он мог прибрать к рукам все состояние вместо того, чтобы унаследовать всего лишь шестую его часть. Ему требовалось лишь обеспечить себе легальный доступ к содержимому дома — то есть к золоту — таким образом, чтобы остальные не знали, почему он это делает.
Был только один человек, — продолжал инспектор, дирижируя своим голосовым оркестром accelerando furioso,[46]— который хотел заплатить непомерно высокую цену за содержимое дома, казавшееся всем остальным бесполезным хламом. Это тот человек, который нанял Гэррета скупать на аукционе все подряд за цену, даже превышающую несуразную цифру в двадцать пять тысяч долларов, к которой я намеренно привел Гэррета. Вы видели, как он, когда я проделывал свой трюк, начал украдкой озираться по сторонам, а потом, как безумный, пытался перебить мою цену. С таким же успехом он мог сказать вслух, что ждет кивка человека, на которого работает, — его разрешения взвинчивать цену, пока я не сдамся. И Гэррет получил этот кивок, так как стал делать именно это.
Я продемонстрировал вам, что убийца знал тайну состояния Брасса. А теперь нам известно, что человек, который нанял Гэррета, тоже должен был знать эту тайну. Следовательно, это один и тот же человек. Гэррета нанял тот, кто убил Хендрика Брасса.
Теперь говорите, — инспектор повернулся к Гэррету, и каждое его слово звучало как удар в тарелки, — если не хотите предстать перед судом как сообщник в убийстве первой степени. Кто нанял вас, Гэррет? Говорите, или шеф Флек арестует вас немедленно.
Мистер Филл Дж. Гэррет, поставщик клиентуры для подпольных абортов, не блиставший умом, отступил к пыльному окну спальни Хендрика Брасса и облизнул губы. Когда они пришли в рабочее состояние, он заявил:
— Я ничего не знаю ни о каком убийстве, иначе бы не взялся за такое дело ради грошового гонорара…
— Кто? — Голос инспектора был подобен грохоту литавр.
Дрожащий палец указал на одного из присутствующих.
— Вот этот человек — мистер Вон.
Ричард Квин не рассчитывал, что Вон Дж. Вон сдастся так же легко, как его мальчик на побегушках. Несмотря на свою стеклянную челюсть, частный детектив и адвокат был ловким и циничным субъектом, хорошо знавшим цену доказательствам. Эллери с его блестящим аналитическим умом всегда вынуждал противника в последнем раунде признать себя побежденным, но ему редко приходилось сталкиваться с типами вроде Вона. Поэтому Квин pere[47]ждал, пока его противник поднимется после нокдауна.
Но Вон лишь едва коснулся пола коленями и тут же вскочил.
— Все это собачья чушь, папаша, — спокойно сказал он. — Конечно, вы разыграли эффектную сцену. Но будет ли это иметь значение в окружной прокуратуре или в зале суда? Вы могли до смерти перепугать это чмо, но я-то профессионал, а вы не можете опереться даже на деревянную ногу.