Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ерасыл начал меня напрягать по поводу новых казахских песен. А я что? Я и знал-то всего одну, потому что меня заставили её выучить, в своё время. Не знаю я больше песен на казахском языке. Да! Знаю много других, но исполнить не могу. Не дано мне это. Зато кирпичи умею ложить и горжусь этим. Отделался от Ерасыла только с помощью куплетов про жирафа и всяких ему подобных, которых надо учить танцевать с помощью чайника. Вроде как понравилось. По крайней мере народ оценил. И уже через пятнадцать минут все комсомольцы распевали про эти метаморфозы воспитания. Ну а что? Все тут собравшиеся люди молодые и любят отдохнуть с весёлой песней. Короче, наше заседание превратилось, на некоторое время, в обычные молодёжные посиделки, с песнями и шутками. Всё резко прекратилось после неожиданного звонка. Снял трубку Сергей Вадимович:
— Крапивин у аппарата!
— …
— Я вас понял, товарищ Михайлов, — стоя, чуть ли не по стойке "смирно", ответил Крапивин, — будем через двадцать минут!
Мне было заметно, как стальной мужик, секретарь Московского горкома комсомола, фронтовик, нервничает. Он вытер несуществующий пот со лба и произнёс, обращаясь ко всем сразу:
— Михайлов звонил, Николай Александрович. Нас с Вилором ждут на Маросейке.
Мне не имя, ни фамилия, ни название ни о чём не говорило. Я, можно сказать, вообще не представляю что это такое и кто это, зато всем остальным всё показалось очень важным. Что моментально превратило организованных комсомольцев в подобие птичьего базара. Ну это когда всё машут крыльями и орут дело не по делу. И это секретари московских райкомов?! Прямо даже не верится как-то. Я, по простоте своей души, думал что такие ответственные люди, должны уметь держать себя в руках, а не превращаться в подобие детей на утреннике. Эх, молодёжь! Да и ладно, пусть развлекаются, а мне надо что-то делать со своими вещами. Не попрусь же я, куда там нас приглашают, с чемоданом и рюкзаком? Да и причёска моя, наверное, требует хоть какого-то изменения? Костюм в порядке, но немного почистить от пыли не мешало бы. Тут в Москве особенно прилипчивая пыль. Если сразу не почистил, то считай потом фиг отмоешь. В общем, я занялся своими делами, а все остальные занялись тем, что стали мне помогать. Дурдом, я же говорил, хоть и горком комсомола. Еле успел немного денег незаметно во внутренний карман пиджака положить. А что? Всякое бывает и деньги не самый худший вариант, для преодоления трудностей.
Дальше всё превратилось в калейдоскоп мелких событий. Мы вылетели на улицу с Сергеем Вадимовичем и сели в машину. Потом резкий старт, потом короткая поездка по центру Москвы, на пределе скорости. А за окнами автомобиля, между прочим, вечер. Но ещё не стемнело и всё прекрасно видно. Хорошо, что автотранспорта на улицах немного. Не врезалась ни в кого. Я так засмотрелся по сторонам, что не понял когда мы приехали на конечную точку маршрута. Тут уже всё стало напоминать бег с препятствиями.
Крапивин не дал мне нормально прочитать табличку у входа. Там было столько названий организаций, что быстро это сделать невозможно, поэтому сразу и не поймёшь куда мы попали. Одно было понятно точно, что здесь точно находится ЦК ВЛКСМ, а все остальные это тоже самое, но вид с боку. Ну то есть Оргкомитет, Исполком, Секретариат и всё в том же духе. Даже боязно стало, на какое-то время. А вдруг меня сейчас раскроют и выведут на чистую воду? Я же попаданец какой-никакой и много чего знаю. Эх! Занесла же меня нелёгкая в это время и в это место. Ладно, прорвёмся — не впервой.
По уверенным движениям Крапивина, я понял что он в этом здании бывал много раз. Нас только на вахте остановили и то на минуту — записали данные с комсомольских билетов и пропустили внутрь. По дороге Сергей Вадимович меня просвещал, не слушая мои вопросы и вообще не обращая ни на что внимания:
— После моего звонка, было собрано бюро ЦК Комсомола. Мы сейчас идём как раз туда, на заседание. Чего там будет, я конечно догадываюсь, но ты сам смотри, не подведи. Михайлов свой парень. Мы с ним много через чего прошли и не один раз. Он всегда поддерживает своих, а уж тебя-то, после твоих подвигов, будет защищать точно. Ты главное не волнуйся и если будут чего спрашивать отвечай коротко и по существу.
Тут я уже не выдержал. Резко затормозил Вадимовича, развернул его ко мне лицом и уточнил:
— А о чём меня там будут спрашивать? Я, между прочим, подписки о неразглашении подписывал всякие разные. Как я могу чего-то рассказывать?
— Значит соображай быстрее, — продолжил меня учить Крапивин, — что можно сказать, а что нельзя. И вообще постарайся поменьше говорить. Покороче фразы и всё получится. По идее, всё и так всё знают. Но и спросить должны, тут без этого не обойдётся. Думай и говори.
Наконец наша гонка закончилась. Мы остановились перед двустворчатой, полированной дверью. На одной из створок была прикреплена табличка — "Актовый зал". Ну вот, хоть что-то становится понятным. Название знакомое и что там находится мне известно. И от осознания предстоящего меня начало потряхивать. Это волнение — я так понимаю. Организм Вилора пока ещё не привык спокойно воспринимать такие ситуации. Он же комсомолец до глубины души и для него ЦК ВЛКСМ это что-то несбыточное и где-то даже заоблачное. Большие эмоции он наверное мог бы испытать только в мавзолее Ленина. Ну или при личной встрече со Сталиным. Мне легче, но ненамного. Фиг его знает этот организм. Слава всему моему опыту, нескольких минут хватило чтобы привести себя в нормальный режим.
Крапивин покрутил меня из стороны в сторону, осмотрел со всех сторон. Поправил, чего-то там на лацкане пиджака, похмыкал и дёрнул за ручку одну створку двери.
Ну чё сказать? Креативненько и в духе времени. Не Екатерининский зал в Кремле, но подойдёт, для комсомольцев. Зал небольшой, на сотню мест где-то. Посчитать точнее мне никто не дал. Сразу же пригласили на невысокую сцену,