Екатерина II

Акинфий Демидов расширил начатые еще при отце добычу и обработку малахита и магнита. Ему принадлежал магнит весом 13 фунтов, который держал прицепленную к нему пушку весом в пуд. В одной из церквей Нижне-Тагильского завода престолы в двух алтарях были сделаны из огромных кубических магнитов, которым не было равных в мире. Акинфий положил начало разведению крупной, так называемой тагильской, породы рогатого скота, происходящей от нескольких экземпляров холмогорских быков, присланных его отцу Петром Великим.

Акинфий в неуемном стремлении первенствовать во всем, создать свою горнозаводскую империю не щадил ни себя самого, ни своих приказчиков. В сохранившихся к ним письмах он выступает жестоким и энергичным дельцом, державшим в своих руках руководство огромным предприятием и входившим во все подробности каждого дела. Он не доверял своим приказчикам, ругал их за «обманство и озорничество». Беспощадным было его отношение к «работным» людям и приписным крестьянам, сделавшее впоследствии имя Демидовых символом особой жестокости, а их предприятия – олицетворением заводской каторги. В документах, исходивших лично от Акинфия (инструкциях, деловых письмах и распоряжениях), он требовал, чтобы провинившиеся мастеровые были наказаны «без всякого к ним послабления» и «без упущения, цепью и кучною ломкою». Впрочем, нередко и спины приказчиков, надсмотрщиков и прочих управителей тоже не избегали наказания плетью.

Тяжелая доля демидовских рабочих нашла свое отражение в уральском фольклоре. Образцы его дошли до нашего времени:

Очень тяжелым было положение приписных крестьян. Это было особенно несправедливо, так как они являлись не крепостными, а государственными крестьянами, отрабатывавшими на заводах подати, которые вносились за них заводчиком в казну. Этих несчастных заставляли работать за грошовую плату и сверх отработанных податей; вопреки закону их отдавали в рекруты и переселяли на заводы, подвергали жестоким наказаниям.

Акинфий широко открывал двери своих уральских и сибирских заводов для беглых крестьян, ссыльных и каторжников, становясь буквально полным распорядителем их жизни и смерти. Это была наиболее дешевая и безгласная часть заводских рабочих, приносившая горному властелину огромные прибыли. Страшные рассказы о подземельях Невьянской башни связаны главным образом с судьбой этих несчастных.

Вопрос о «беглых людях» тянулся около 20 лет, и за все это время владелец не платил за большую их часть податей. Он был решен в пользу заводчика указом императрицы Анны Иоанновны в 1738 году, и тогда все «пришлые» были записаны за Демидовым навечно с освобождением от рекрутчины.

На заводах первых Демидовых, кроме беглых и бродяг, работало немало раскольников. Укрывательство беглых старообрядцев было во многих отношениях выгодно заводчику из чисто практических соображений. Но по-видимому, многие стороны вероучения и уклада жизни старообрядцев были по душе Акинфию. Во всяком случае, его отношение к делу как суровому труду и подвижничеству было во многом сродни строгим правилам и нормам жизнедеятельности старообрядческих общин. Существуют свидетельства о связях Акинфия со старообрядческими общинами и укрывательстве раскольничьих вожаков. Невьянский завод еще при первых Демидовых стал «раскольничьим гнездом». А в 1735 году Акинфий пошел на клятвопреступление, присягнув на Библии в Синоде, что не скрывает в Невьянске раскольничьих вожаков. И только после его смерти Синод выяснил, что заводчик дал ложную клятву.

К концу своей жизни Акинфий Демидов вошел в силу. Ему принадлежали десятки железных, медных и других заводов, миллионы десятин лесов и земель, бесчисленные угодья и десятки тысяч душ крестьян. Насколько велики были его богатства, видно из того, что одних пошлин в казну он ежегодно уплачивал около 20 тыс. рублей. В 1738 году из-за опасности набегов башкир Акинфию дали право построить на заводах крепости с бастионами и вооружить их пушками. В каждой крепости ему разрешалось содержать за свой счет 60 солдат. Невьянский завод – главная резиденция Акинфия – стал одним из многолюднейших поселений на Урале – 15 тыс. жителей. Во времена Акинфия посреди Невьянска стояла четырехугольная крепость. За ее стенами находился большой каменный дом с высокой Невьянской башней, на которой имелись часы с музыкой. Под башней, пользовавшейся дурной славой в народе, находились кладовые и подземелья со многими ходами.

Первый на Урале Невьянский завод Демидовых. Гравюра

В 1733 году из-за доносов, обвинявших Акинфия в изготовлении оружия для башкир, укрывательстве беглых людей и утаивании металлов от платежа пошлин, положение его ухудшилось. Оно усугублялось тем обстоятельством, что с 1731 года Берг-коллегия, где сидели приятели Демидова, была упразднена и горные дела стали подведомственны Коммерц– и Камер-коллегии. Прежние доброжелатели или умерли, или попали в опалу, или отсутствовали, а новыми покровителями Акинфий еще не успел обзавестись. Самого его задержали в Москве без права выезда ввиду возведенных на него тяжких обвинений. Это был момент, замечает его биограф, «когда могли сразу рухнуть вся его сила, богатство и значение, добытые ценою редкой энергии и, может быть, тяжелых преступлений, а также и долгими годами заводской каторги его крепостных». В это же время, в 1734 году, главным начальником заводов в Сибири и Перми был назначен давний противник Демидовых Василий Никитич Татищев. Он получил большие полномочия, дававшие право налагать «стеснительные» для Демидовых и других заводчиков меры в отношении уплаты в казну налогов и положения их рабочих. Используя свои полномочия, Татищев во время отсутствия Акинфия распорядился забрать у него лучшие медные заводы в казну, перевел многих его мастеров на казенные заводы, стал платить за медь дешевле ее себестоимости и провел ряд других мер, вызвавших жалобы на Татищева со стороны главных заводчиков: Демидовых, Строгановых и др. Все это за короткое время привело в расстройство некоторые из заводов Акинфия Демидова.

Но опытный и ловкий борец Акинфий не сдался. Он вскоре сумел завоевать расположение всесильного временщика Бирона, ссужая его деньгами, построил его ставленнику, барону Шембергу, нажившемуся на горных богатствах России, великолепные палаты на Васильевском острове. Вероятно, во многом благодаря всемогуществу Бирона все доносы на Акинфия не имели последствий. По поручению императрицы Анны Иоанновны П. П. Шафиров, давний знакомец Демидовых, расследовал все дела и признал Акинфия невиновным (видимо, опять-таки не безвозмездно). В 1735 году высочайшим указом задержанный заводчик был отпущен в свои владения, а доносчики понесли жестокие наказания. Более того, Акинфий сумел выиграть споры с Татищевым и о беглых людях, и о пошлинах с металлов. По одному справедливому наблюдению, «он сумел так поставить себя, занять такое особое место в самодержавном государстве, подобного которому больше никто в России не занимал. Всю свою жизнь он стремился к свободе предпринимательства и старался отринуть любой контроль и вмешательство любых властей в его внутризаводские дела». Но достигалась эта видимая свобода, свобода произвола, с помощью привычных ему методов далеко не нравственного порядка.