Ну, по крайней мере, можно не особо сожалеть о забытом дома зонте. Зонтом такой беде не помочь, если только он не четырёх хотя бы метров в диаметре, как в уличных кафе – вот например, совсем рядом с выходом из парка, возле кафе «Strange Love». Надо же, ещё несколько дней назад водил сюда дорогого гостя из далёких краёв дегустировать кофе, приготовленный новомодным способом «кемекс» [11], и никаких зонтов на улице не было, а тут вдруг поставили, жёлтый, как цветок подсолнуха, с рекламой нового сорта пива; кстати, именно это пробовал, редкостная дрянь.

Но сейчас-то какая разница.

Когда на человека выливают всю воду мира разом, человек способен на многое. Например, преодолеть десяток метров практически одним прыжком. Всё равно вымок, конечно. До нитки. Но не до костей. Уже хорошо.

Оказавшись под зонтом, отдышался. Потом огляделся, оценивая обстановку. Отличная, надо сказать, обстановка. Не только зонт, но и белый пластиковый стол, и такие же кресла, целых четыре штуки. Можно пережидать ливень с комфортом.

Два кресла уже были заняты опередившими его товарищами по несчастью. Ну или наоборот, по чудесному спасению, это с какой стороны посмотреть.

Сказал им:

– Здравствуйте.

Лысый старик в зеркальных солнцезащитных очках и пиджаке, давно утратившем цвет и форму, не то кивнул в ответ, не то просто потупился, как мальчишка, вынужденный знакомиться с посторонними взрослыми. Невольно последовав за его взглядом, обнаружил, что в ногах у старика стоит ведро с розовыми флоксами, связанными в тощенькие букеты. Обычно такими торгуют смурные похмельные тётки средних лет и аккуратные старушки с жадными, просящими глазами, а тут, гляди-ка, дед-цветочник. Элиз Дулиттл. Чего только не бывает.

– Добрый день, – вежливо ответила женщина средних лет, холёная, отлично подстриженная, однако облачённая в простецкий камуфляжный комбинезон. Жёсткая линия рта, спокойный внимательный взгляд. Непростая такая тётка. Амазонка.

– У вас случайно нет зажигалки? – спросила она, выразительно взмахнув в воздухе невыносимо пижонской сигаретой. Чёрной с золотым фильтром. «Sobranie», или как их там.

Достал зажигалку, защёлкал, пытаясь прикрыться от ветра – интересно, как это сделать, когда ветер дует со всех сторон сразу? Амазонка нетерпеливо протянула руку: «Я сама», – не сказала, но вполне ясно выразила жестом. И прикурила с первой же попытки. Высокий класс.

Пока прятал зажигалку в карман, под зонт влетела толстая девица, закутанная в целый ворох чёрных тряпок, мокрых, разумеется, каких же ещё. Волосы у девицы тоже были чёрные, явно крашеные – с учётом белейшей кожи и россыпи мелких веснушек на круглом простодушном лице, измазанном сейчас обильными потоками туши, смытой с рыжеватых ресниц немилосердным дождём. Ужас, летящий на крыльях ночи, адская плюшка тьмы, бедный ребёнок. Вероятно, в мире есть зрелища более душераздирающие, чем промокшая насквозь толстушка, одетая по готской моде, но их явно не много. И созерцать их доводится далеко не каждый день.

– Извините, – сказала она, залившись от смущения почти неестественно ярким румянцем. – Там так льёт!

– Всё в порядке, – улыбнулась ей женщина-амазонка. – Это же не наш личный зонт, а общественный. Очень вовремя его поставили. Ещё вчера ничего тут не было. Нам фантастически повезло.

Барышня – адская плюшка улыбнулась, обрадованная приветливым приёмом. И сразу стало заметно, насколько она юная. Скорее всего, ещё школьница.

Амазонка протянула ей пачку бумажных салфеток. Молча, но так выразительно, что девица сразу всё поняла и принялась вытирать перепачканное тушью лицо. Кое-как привела себя в порядок, уселась на стул, достала из кармана телефон, уткнулась носом в экран и, можно сказать, исчезла, провалившись не то в фейсбук, не то в какую-нибудь игрушку, кто её разберёт.

Занял оставшийся стул, посмотрел на часы. Двенадцать пятьдесят шесть. Когда так сильно льёт, это обычно ненадолго, шансы успеть на почту пока неплохие, до центрального отделения на проспекте Гедиминаса отсюда минут пятнадцать. Даже в десять можно уложиться, если как следует поспешить.

Глаза почему-то закрывались, хотя вроде выспался и кофе выпил достаточно. Наверное, из-за погоды. Никогда не знал, какое у него давление, и есть ли оно вообще, но обычно в дождливую погоду спать хочется целый день, это факт. В слишком солнечную, впрочем, тоже хочется. И зимой, когда крепчает мороз. И в оттепель заодно. Зевнул, подумал: «Да я просто засоня, давление тут ни при чём».

* * *

Вроде, не спал, просто сидел, кое-как угревшись в отсыревшей одежде, неподвижно, ни о чём особенно не думая, уставившись на каким-то чудом оставшийся сухим асфальт у себя под ногами, но вздрогнул от неожиданности, когда женский голос произнёс над самым ухом:

– Надо же, уже половина третьего, а всё льёт и льёт.

Как – половина третьего?! Буквально только что было… Или не только что? Получается, всё-таки уснул среди бела дня, в мокрой одежде, сидя на стуле под жёлтым зонтом кафе, терзаемый всеми ветрами, под шум, нет, под грохот дождя, под его вездесущие брызги, весёлые и не по-июльски холодные. И с почтой ничего не вышло, с тем же успехом мог оставаться дома до вечера. Обидно.

Женщина в камуфляже сама выглядела растерянной и сонной. Чёрная адская плюшка горбилась над телефоном, старик-цветочник Элиз Дулиттл сидел, откинувшись на спинку стула и задрав голову вверх; спят они или бодрствуют, поди пойми.

Женщина-амазонка достала из сумки большую зелёную термокружку, сделала несколько жадных глотков и вдруг протянула ему:

– Там кофе, ещё горячий.

Дураком надо быть, чтобы отказываться от такого предложения.

Пока пил, она выложила на стол пригоршню конфет «Рафаэлло» в полупрозрачных белых обёртках. Сказала присутствующим:

– Угощайтесь.

– Спасибо, – смущённым дуэтом откликнулись те, но к конфетам не прикоснулись. Девица по-прежнему пялилась в экран телефона, а старик неуверенно протянул руку куда-то в сторону, но тут же снова положил её на колени.

Только теперь заметил, что к стулу Элиза Дулиттла прислонена белая трость, с какими обычно ходят слепые.