– Разумеется, нет, это звучало бы нелепо.

– Но не так нелепо, как заниматься самообманом, – заявила Фиа, ухватившись за крошечную возможность.

– Что вы имеете в виду? – Томас нахмурился и подстегнул лошадь.

– Ну, например, вашу благородную попытку спасти Бартона. А ведь причина, по которой вы это делаете, и есть самообман.

– Можете думать, как вам угодно, – жестко ответил Томас.

– Кроме того, – продолжила Фиа, но в этот момент повозка подпрыгнула, наехав колесом на кочку, и ее на мгновение прижало к Томасу. – Кроме того, вам никогда не приходило в голову, что Джеймсу, возможно, не захочется быть спасенным?

– Да я уверен, что ему этого не хочется, – с сожалением признался Томас. Сердце Фиа забилось чаще от этого маленького достижения.

– Но для вас это не имеет значения? – проговорила она.

– Нет, – подтвердил Томас.

Она осторожно положила руку ему на бедро и тут же ощутила, как напряглись его мышцы.

– Полагаю, что вы поступаете с Джеймсом несправедливо. Он вполне способен сам противостоять соблазну. – Она выждала минуту, но Томас продолжал смотреть вперед, не отрывая взгляда от дороги. – А вы? Вы способны на это? – Томас несколько скосил взгляд в ее сторону.

– Леди Фиа, прошу вас, перестаньте. Положение становится двусмысленным. Ради нас обоих вы должны остановиться. – Фиа рывком убрала руку с его бедра, словно обожглась, и посмотрела на него невинными глазами.

Взгляд Томаса вернулся к дороге. Несколько минут они ехали молча, потом он спокойно обратился к спутнице:

– Я ценю, что вы выбрали меня в качестве объекта соблазнения, и то, что вы хотите преподать мне урок, чтобы таким образом компенсировать определенного рода унижение, которому я, как вам кажется, подверг вас. Я даже признаю, что если бы оказался в вашем положении, то, вполне вероятно, поступил бы точно так же, но не такими средствами. Проще говоря, моя дорогая, вам придется найти другие средства, чтобы наказать меня. – Фиа, совершенно обескураженная, часто заморгала. – Один из признаков зрелости, – продолжал свои наставления Томас, – это умение принять некоторые не зависящие от нас факты и приспособить свои ожидания и цели к реальности. Как бы вы ни были красивы, как бы ни было прелестно ваше лицо, как бы ни желанно было ваше тело, я не поддамся вашим чарам.

– На это я бы не поставила, – невольно вырвалось у Фиа, но Томас словно не слышал ее слов.

– Однако с вас станется. Вы ведь можете и нож в спину всадить, хотя, – он склонил голову набок, – сомневаюсь, что в этом случае вы смогли бы добиться успеха. И потом, если бы мне было суждено умереть, то между вами и местными не оказалось бы никого, а здесь ненавидят англичан. Для вас было бы лучше оставить меня в живых.

– Стану я пачкать руки.

– Нет? С каких это пор Меррики столь разборчивы? – Вот опять намек на то, что Томас много знает о том зле, которое сотворил ее отец. Карр действительно совершил в жизни много страшного, очень много, но у Фиа сложилось впечатление, что Томас имеет в виду что-то очень личное. Странно! Насколько она помнила, имя Донна ни разу не упоминалось в секретных бумагах отца, которые она однажды просмотрела в библиотеке замка. Но она видела их только один раз, да и искала в них совсем другое. – Предлагаю вам задуматься над этим. Это займет вас и даст пищу для размышлений на то время, пока меня не будет.

– Не будет? – Такое развитие событий Фиа в голову не приходило. Она удивленно спросила: – И вы собираетесь оставить меня одну в этом вашем доме?

– Только на день, а ночью я вернусь. Я начал кое-какое строительство на своей земле. Мне бы хотелось как можно скорее завершить его, прежде чем я... прежде чем мы вернемся в Лондон.

– А когда это случится?

– Через несколько недель, – ответил Томас, мысленно отметив, что он должен вернуться домой только очень глубокой ночью, когда Фиа уже наверняка будет в крепких объятиях Морфея. Лучше в объятиях Морфея, чем в его собственных. Пусть бедное божество попытается противостоять соблазнам Фиа в те мгновения, когда устоять против них почти невозможно.

Томас не сводил глаз с дороги. Только так, да еще убеждая Фиа, что он испытывает отвращение к ее попыткам соблазнить его, он сумеет противостоять ее притяжению. А скажем прямо, оружие это более чем скромное. Она быстро поймет, что еще чуть-чуть, еще небольшое усилие с ее стороны, и он буквально рухнет к ее ногам, рухнет как карточный домик. И он это прекрасно сознает. Несмотря на все его резкие слова, попытки не замечать ее обаяния, последние несколько часов, которые они провели рядом друг с другом, стали для него настоящей пыткой, адом. И физическим, и духовным. Единственно правильное решение – не дать ей времени, чтобы добить его.

Может быть, лучше просто сдаться? Если она хочет наказать его за то, что он задумал, а он, честно говоря, жаждет этого наказания всей душой, так почему бы и нет? Томас заскрежетал зубами. Вдруг одного раза ему покажется недостаточно? Уже сейчас она казалась ему экзотическим наркотиком, смертельным, притягивающим, привязывающим к себе навеки.

А ведь она дочь Карра.

Эта мысль отрезвила его. Надо же, он совсем забыл об этом. Как он мог забыть?

– Чей это дом? – нарушила молчание Фиа.

Они поднимались по узкой дороге, окруженной с двух сторон соснами. Впереди Фиа разглядела большой квадратный дом. Серый камень, из которого он был сложен, увивал плющ. Плющ затенял и узкие высокие окна. В окнах первого этажа горел свет. Парадная дверь открылась, и в прямоугольнике желтого света обрисовалась фигура.

– Кто? – громко прозвучал мужской голос.

– Это я, Томас.

– Какой Томас? – повторил тот же голос.

Фиа увидела, что человек в дверях поднял одной рукой свечу, а другой направил на них ружье. Да, он целился прямо в них. Вот глупец!

Томас посмотрел на Фиа. Он не хотел ей говорить сейчас, еще не время, совсем не время. Однако пожалуй, уже не важно. Как только ее отец узнает, что Томас не отправился за товаром, он тут же сообщит властям его подлинное имя. Томас спрыгнул с повозки и крикнул в ответ:

– Это я, Томас Макларен! Твой хозяин.

– Как вы сказали? – тихо переспросила Фиа. Томас отпустил поводья, лошадь переступала с ноги на ногу.

– Томас Макларен, – ответил он, не глядя на Фиа.

Фиа не могла прийти в себя от изумления. Колин Макларен исчез во время восстания сорок пятого года. Он оставил сыновей Джона и Томаса у старшего брата Яна, главы рода Макларенов. Когда Колин вернулся на родину, Ян был уже мертв – погиб под Кулоденом. Его жена умерла при родах, и Колин стал главой клана. Сыновья его были повешены за предательство, или, по крайней мере, так всегда говорили Фиа, но теперь... Она внимательно изучала профиль Томаса, видела гордую посадку его головы и узнавала несгибаемый дух шотландцев. Фиа знала Томаса Донна очень давно, но у нее ни разу не возникло ни малейшего подозрения, что он из рода Макларенов. Теперь все встало на свои места. Он вернулся на родину тайно, чтобы отомстить. Отомстить если не самому Карру, то близкому для него человеку, как когда-то отомстил ее брату Эштону.