для преодоления инстинкта самосохранения. Христианское учение о бессмертии души толковалось как «увеличение объема жизни в пространстве и времени», которое переходит в абсолютные и вечные категории загробной жизни. За павшими в бою оставалась награда вечной блаженной райской жизни. «Таким образом, религиозное чувство одновременно удовлетворяет стремление к расширению жизни и уничтожает поступки, мотивированные самосохранением. Это и передает энергию воинам, одухотворенным религиозным чувством. Забота полководца сводится к поддержанию и повышению этого чувства» (там же, с. 126).

Религиозные обряды входили в структуру управления людьми наряду со строевыми мероприятиями и получали высокую социально-психологическую оценку. Обрядность как внешнее проявление религиозности эмоционально возбуждала участников боя, которому неизменно предшествовала церковная служба. Вместе с армией двигались походные церкви и их служители. Религия использовалась как средство объединения солдат с их начальниками и вместе с тем как средство, подымающее авторитет начальников, ведь им приписывалась роль исполнителей божьих предначертаний. В книге И. А. Ухач-Огоровича «Военная психология» первая глава общей части, названная «Учение о мироздании», провозглашая официальную религиозную доктрину, утверждала, что «вера в бога и религию составляют врожденную психическую потребность человека», а христианство описывалось как завершение союза человека с богом. Тут же объяснялось, что «атеизм составляет явление в высокой степени ненормальное; составляет особую форму душевной болезни» (Ухач-Огорович, 1911а, с. 8), что необходимо принять религиозное учение о душе как божественной силе, вложенной в человека при его творении богом. Выводы Ухач-Огоровича отвечали социальному заказу самодержавия. «Для воинского чина нет войны непатриотичной или ненациональной, для него существует только знамя и воинский долг добросовестно сражаться, совершенно устраняя вопрос, ради чего ведется война. Не дело армии рассуждать: национальна война или нет; ее дело идти в бой, когда повелят, и одерживать победы» (там же, с. 41).

Социально-психологическая характеристика таких чувств, как патриотизм и национализм, получает ярко выраженную идеологическую направленность. «Патриотизм — это любовь к отечеству, под коим в наши дни надо понимать государство», он является «моральной платой за блага, получаемые от государства». Входя в состав государства, разные народы подчиняются покорившему их народу на почве патриотизма. Национализм совпадает с патриотизмом у господствующей нации и противоположен патриотизму у подчиненных народов, а потому, являясь посягательством на целость государства, должен быть уничтожен.

Общая идея закономерности и неизбежности войн вводилась в армию всеми способами. Однако одним из обстоятельств, которые приводили военных деятелей к психологии, была несостоятельность идеи необходимости войн при ее пропаганде среди солдатских масс. После Русско-японской войны о сочувствии этой идее никак не приходилось говорить, оставалось признать, как и сделал Головин, что война эта была «чужда массовому русскому бойцу».

Безликая толпа, о которой шла речь в 1890-х годах, постепенно все более и более дифференцировалась. В условиях подготовки первой русской революции и ее осуществления возник и приобрел актуальность вопрос о взаимоотношении армии и той толпы, которая выступала в революционных действиях. Военные юристы занялись квалификацией преступных действий революционной толпы и мерами ее наказания (см. главу 2). Военные психологи поставили вопрос о том, каково же отношение воинских подразделений и толпы «на психической почве». Одна из глав «Военной психологии» Н. А. Ухач-Огоровича была выпущена в 1911 г. отдельным изданием под названием «Психология толпы и армии». Предисловие автора весьма выразительно. «В настоящее время, — писал он, — толпа принимает деятельное участие в государственной жизни. Воинским же чинам приходится часто иметь дело с толпою. Вот почему считается полезным изложить означенные вопросы в отдельной брошюре с целью выяснить психологию обеих сторон» (Ухач-Огорович, 19116, с. 5).

Армия, по определению Ухач-Огоровича, представляет организованное собрание людей «вполне дисциплинированных». Толпу он относит к виду собраний, состоящих из разнородных лиц, не имеющих организации и дисциплины. Кроме этого вида собраний, он различает: государственные, действующие по законам, правилам, инструкциям; общественные, не имеющие организации, но подчиняющиеся заранее установленным правилам; преступные, которые имеют организацию и дисциплину, но не разрешены законом или установленной властью. Государственные и общественные собрания могут превратиться в толпу, если собрание потеряет свою организацию и дисциплину. Последний вид собраний враждебен государству, и их участники несут ответственность за свою деятельность. К числу таких преступных собраний Ухач-Огорович относит «собрания анархистов, социалистов, разбойников, воров и прочих» (Ухач-Огорович, 1911а, с. 9).

По отношению к толпе Ухач-Огорович руководствуется положением, что «у всех народов, во все эпохи толпа признавалась за явление уродливое, нарушающее нормальную жизнь государства», поэтому «толпа и ее деятельность составляют государственное зло, нарушающее нормальную жизнь народа; зло это необходимо предупреждать и уничтожать» (там же, с. 171–173). Следовательно, изучение толпы, выяснение ее основных свойств имеет практическое значение, коль скоро с ней надо бороться как с государственным злом. Надо ли говорить, что автор книги «Психология толпы и армии» имел в виду прежде всего революционную толпу и меры борьбы с нею. Революцию он оценивал как гибельные действия толпы, «по природе своей неспособной к созидательному творчеству». Выводы следовали определенные: «Такой характер деятельности составляет нравственную обязанность вызывать войска для обуздания толпы, составляет нравственное основание действовать силою оружия, дабы остановить зло, грозящее всенародным бедствием» (с. 175). Военной психологии, согласно уверениям преданного самодержавию автора книги, поручается социальная роль — научное оправдание мер, принимаемых для сохранения общественного порядка, общественных отношений. Сперва происходит угроза оружием, если толпа не расходится — воинская часть «нравственно обязана» восстановить порядок силой оружия. Однако, признается Ухач-Огорович, военная организация и дисциплина не всегда оказываются в силах противостоять толпе. Если толпе удается расстроить ряды войск, нарушить их организацию, воинская часть выходит из подчинения. Опытные вожаки, заявляет автор, знают это и используют эту особенность, налаживают общение с воинами. Ревнитель охраны государственного порядка, Ухач-Огорович дает рекомендацию: «Безусловно, необходимо держать толпу на некотором расстоянии от части. Тогда создается пропасть морально непроходимая, весьма выгодная для дела» (с. 176).

За рассуждениями данного автора явно скрывалось опасение, что удержать порядок и настроить войска против толпы далеко не просто, несмотря на воинскую дисциплину. Вред тут в «противогосударственном учении» и «общественном мнении», недаром Ухач-Огорович ввел в свою книгу специальный раздел о том, как противодействовать учениям и общественному мнению, которые направлены на разрушение верноподданнических устоев и потому являются преступными.

Развитие военной психологии в России происходило в годы подготовки и осуществления первой русской революции, ее подавления, новой волны революционного движения и грянувшей мировой войны. Социально-психологические проблемы военной психологии претерпели коренное изменение в бурных событиях наступившей Великой Октябрьской социалистической революции и по-иному встали перед военной психологией в советский период.

Глава 4

Этническая психология

Начало социально-психологических исследований в России было связано с этнической психологией (см. подробнее: Гаджиев, 1982; Душков,