Луиза вздохнула. Она еще не готова решить, что делать с матерью. «Я подумаю об этом завтра», — пробормотала она. Мимо пролетел призрак Скарлетт, и она кивнула ему: «Рада вас видеть, мисс О’Хара».

Первое убийство, которое она расследовала в должности инспектора, оборачивалось миражем. Водолазы вышли в море, едва рассвело, но ничего не нашли. Она отправила на место Сэнди Мэтисона, чтобы тот ее прикрыл. Луиза заранее знала, что водолазы вернутся ни с чем. Теперь она получит нагоняй за пустую трату денег и трудовых ресурсов. Ей хотелось, чтобы этот труп объявился, не для галочки, но чтобы доказать, что он не был плодом воображения Джексона Броуди. Ей хотелось оправдать Джексона. Оправданный грешник. Грешник ли он? А кто без греха?

Вчера Джессика Драммонд проверила его послужной список в кембриджской полиции. Он действительно был инспектором, но несколько лет назад ушел в отставку и подался в частные детективы.

— Шпик, значит, — хрюкнула Джессика (она натурально хрюкала). — Наш пострел везде поспел.

«Энтузиазм так и прет», — говорили про Джессику в отделе. Она так рвалась стать своей в мужском коллективе, что, вероятно, уже начала бриться. Рядом с ней Луиза чувствовала себя розово-пушистым воплощением женственности.

— Дальше — хуже, — продолжала Джессика. — Броуди получил наследство от одной из клиенток, прикрыл лавочку и поселился во Франции.

— И большое наследство?

— Два миллиона. — Ты шутишь.

— Нет. Два миллиона фунтов стерлингов от одной очень старой дамы. Остается только гадать, как он ее уговаривал. Сбитая с толку старуха меняет завещание, поддавшись на сладкие речи жулика. Думаю, наш мистер Броуди дурно пахнет. — Она похлопала себя по лбу. — Этакий ловкач, скучает по службе в полиции, по настоящему делу и стремится оказаться в центре внимания. Фантазер.

— Прямо-таки мыльная опера, — сказала Луиза. — И я что-то не помню сладких речей.

Скорее наоборот. Два миллиона в банке, а разъезжает на автобусах. Он не похож на человека, который ездит на автобусах. «Не у каждого есть кто-то, кто заметит его отсутствие». Не себя ли он имел в виду? Говоря это, он смотрел ей в глаза. Он думает, что у нее нет никого, кто стал бы по ней скучать? Арчи стал бы. И Мармелад. Мармелад скучал бы больше. Арчи закрылся бы у себя в комнате и играл днями напролет в «Наемники: парк разрушений», смотрел «Подставу», «По домам» и «Тачку на прокачку» и заказывал пиццу по ее кредитке.

А потом, когда деньги кончатся? Он и банку фасоли-то сам открыть не сумеет. Если она вдруг умрет, Арчи останется сиротой. Мысль об осиротевшем Арчи — как пинок в сердце, хуже ничего быть не может, только его собственная смерть (не смей об этом думать). Но ведь рано или поздно все становятся сиротами. Вот и сама она теперь сирота, хотя разница между матерью живой и матерью умершей в ее случае минимальна.

Не столько ради себя, сколько ради Арчи Луиза надеялась, что умрет своей смертью в собственной постели, довольной старушкой, когда Арчи будет уже совсем взрослым, независимым и готовым ее отпустить. Он обзаведется женой, детьми, профессией. Скорее всего, примкнет к правым, станет менеджером инвестиционного банка и будет говорить детям: «В вашем возрасте я тоже бунтовал». Она умрет, но никто не будет против, включая ее саму, и ее гены продолжат жить в ее ребенке, а потом в его ребенке — на том и держится мир.

Старой Луиза себя могла представить, а вот довольной — едва ли.

«Женщины вообще редко тонут». Пожалуй, Джексон Броуди прав. Луиза составила в уме список утонувших женщин: Мэгги Тулливер,[58]Вирджиния Вулф, Натали Вуд, Ребекка де Винтер. Да, не все они реальные женщины, и, строго говоря, Ребекка вроде и не утонула, так ведь? Ее убили, и у нее был рак. Прямо Распутин от романтической литературы. Видимо, плохих женщин нужно убивать несколькими способами. Хороших легко можно приструнить, но с плохими все иначе. Луиза поступила в полицию сразу же, как закончила университет Сент-Эндрюс, получив степень бакалавра английской литературы с отличием. Она ушла из науки и ни разу не оглянулась. Ей предлагали защищать магистерскую диссертацию, но какой смысл? Работать в полиции — значит быть на передовой, на улице, заниматься делом, что-то менять, вышибать двери, за которыми маленькие беззащитные дети страдают от пьянства мамаш. И у тебя есть власть вырвать этих беззащитных детей у пьяных мамаш и спасти: отдать приемным родителям, в приют — куда угодно, лишь бы не оставлять их дома — смотреть, как проходит мимо искалеченное детство. Джексон Броуди не был похож на мошенника, но в этом-то и фокус, мошенники умеют внушать доверие. Может, он свалился в воду и запаниковал, у него начались галлюцинации и он напридумывал небылиц. Выдумал труп по любой причине — от злого умысла до бреда или просто по глупости. Поначалу он ввел ее в заблуждение своим профессионализмом — такое подробное описание тела и обстоятельств, при которых оно было найдено, Луиза ожидала бы услышать от кого-то из своих ребят. Но кто мог поручиться, что он не патологический лжец? Он сделал снимки, но фотоаппарата не нашли, он говорил о визитке, но та исчезла, он пытался вытащить тело женщины из воды, но никакого тела не было. Все это весьма сомнительно.

Он мог прийти туда заранее, оставить пиджак, а потом просто зайти в воду в Крэмонде. Хотя не слишком ли изощренная мистификация?

Или, возможно, мертвая девушка действительно была и именно Джексон Броуди ее и убил. Тот, кто обнаружил труп, — всегда главный подозреваемый. Он свидетель, но в нем хотелось видеть подозреваемого. (Почему бы это?) Он сказал, что пытался вытащить ее из воды, чтобы ее не унесло приливом, но он с таким же успехом мог и бросить ее в воду. А потом отвести от себя подозрения, вывернув все наизнанку.

Арчи прогромыхал по лестнице, завалился на кухню и пробубнил что-то слабо напоминавшее «доброе утро». Его лицо покрывал свежий урожай прыщей, а ветчинного цвета кожа выглядела словно вареная. Что, если это не трансформация? Что, если Арчи сейчас не куколка, а уже бабочка?

Луиза положила в глубокую тарелку несколько кусков «Витабикса»,[59]залила молоком и вручила ему ложку.

— Ешь, — сказала она.

Собака и то была бы сообразительнее. В свои четырнадцать он скатился по эволюционной лестнице до первобытной ступеньки. Луиза знала мужчин, которые так и не сумели подняться обратно.

Она хотела бы поговорить с ним о воровстве в магазинах. Спокойно поговорить, не выходить из себя, не орать, не объяснять, что он тупой придурок. Многие дети подворовывают, но не встают на путь преступлений; взять хоть ее саму. С другой стороны, ее работа — вполне себе путь преступлений, только она на стороне добра. Хотелось бы в это верить.

Может, он постоянно воровал, а может, это случилось всего один раз. Они тогда были вместе, поэтому Луиза предположила, что это своего рода бунт против нее, игра на публику. Они с Арчи зашли в «Диксонз» в торговом центре «Сент-Джеймс», чтобы отпраздновать смерть матери покупкой большого плоскоэкранного телевизора в предвкушении денег по страховке. Луиза оформила на мать страховку много лет назад, решив, что раз она не получила от нее ничего при жизни, то хоть из смерти извлечет прибыль. Сумма была скромная, Луиза не могла платить большие взносы, но пару раз ее навещала мысль, что, если бы речь шла о серьезных деньгах (о двух миллионах, к примеру), у нее было бы искушение прикончить старуху. Обычный несчастный случай, пьяницы постоянно падают с лестниц. А детектив знает, как замести следы.