что слеза наворачивается, что уж говорить про настроенную на эмоциональный отклик куклу?

— Продолжай, — приказал я, невольно повысив тон. — Что произошло потом?

Кукуга не заметила или предпочла проигнорировать нажим, снова заговорив в том же протяжно-сбивчивом ритме:

— Помутнение не было бесследным. Всем сердцем ощущала я пристальные взгляды… скрытые и жаркие, они манили меня… но были тревожны и требовали от меня прекращения опасных утех…

Увидев мое откровенное замешательство, Симайна стала говорить медленнее, как будто это что-то меняло и тут же делало картину понятной:

— Господин Ланс… Сила и стать самых могущественных господ велит представителям нашей профессии быть покорными во всем… я немедля преклонилась перед той силой… но озвучила скромное пожелание немедля прекратить. Та грань… дозволенная грань, где синтосексуалы сами вольны определять предел давления и отказываться от приказов… Она была пройдена…

Я поднял раскрытую ладонь и прервал ускоряющийся поток ее мыслей.

— Так, не части-ка! Мицелиум, власть, приказ… Ты пытаешься сказать, что во время твоего входа в Мицелиум на тебя кто-то попытался воздействовать? Приказывать? Против твоего встроенного инстинкта самосохранения?

Рука прямо-таки потянулась к запястному гаппи, чтобы вызвать Зикро и немедленно засыпать его вопросами, возможно ли такое в принципе. Куклы входят в «мицуху» не через консоли и умные костюмы информационного расслоения, а напрямую, втыкая штекер за ухо, где живые носят заушник «болтушки».

Но чтобы синтет словил атаку через такое соединение? Впрочем, еще утром город не слышал и ни про одно убийство клиента искусственной онсэн…

Я удержался от поспешного вызова. Уточню позже, сперва передав приятелю-глаберу суть разговора. Если, конечно, тот вообще поверит в сам факт допроса засбоившей кукуга…

Симайна молча ждала дальнейших указаний. В том, чтобы отвечать на мой последний вопрос, необходимости не видела даже беспрекословно подчиняющаяся секс-кукла…

п.1; г.7; ч.2

Байши… все это пахло так же дурно, как фаэтон покойного Плаксы Брукса. Выходит, в деле есть новые неизвестные — те самые, что навалились на синтетическую самку через «мицуху» и спровоцировали на полнейший беспредел… Если, конечно, все сказанное беглянкой не было выдумкой или частью сценария, каковых кукуга таскали в своей башке превеликое множество…

— Что это был за приказ, куколка? — массируя виски, спросил я негромко.

— Простите, господин Ланс, этого в моих данных не сохранилось…

— Но ты сразу поняла, что слежка и давление не входят в допустимые протоколы, так?

Я обошел фаэтон и остановился в свете фар ровно напротив синтета.

— Все так, господин Ланс, — она поклонилась, на всю протяженность следующей фразы сохраняя эту покорную позу. — Но благородные дамы уютных домов не обучены отчаиваться… поэтому я была вынуждена самостоятельно… исправлять дурное настроение… заботится о благополучии…

Мой рот издал неопределенный звук.

— Вийо, хочешь сказать, что ты силой разрывала соединение? И это стало причиной замыкания? Не электрического, так, но где-то там… в твоих мозгах?

— Я испытываю благодарность от общения с таким проницательным господином, — кукуга распрямилась и часто закивала, полностью согласная с моей расшифровкой.

Проницательный господин… Я скривился и снова взглянул вглубь цеха. Да уж, чаще всего такие эпитеты преподносят мне вовсе не как комплимент…

Обитатели Двух Мельниц продолжали наблюдать за фаэтоном и странной парочкой, причем уже не столь скрытно. Я видел силуэты, довольно многочисленные, в отсветах ускользающего дня мерцали прищуренные глаза десятка чу-ха.

Отступив из светового конуса фар, я поморгал, перестроил «Сачирато» и заставил себя удалиться от «Барру» и терпеливо ожидавшей Симайны. Поддел ногой ближайший лежак, слегка поворошил пожитки подошвой.

Нагнулся, изучая начисто обглоданные кости, оказавшиеся куда крупнее собачьих. Судя по всему, старый цех населяли святотатцы, плюющие на устои города и осмелевшие до рискового отлова священных коров. Дурно… Отсутствие какой-либо веры в высшие силы подчас куда опаснее фанатичного следования духовным законам.

Я вернулся к фаэтону и включил запись на гаппи.

— Значит, горячий разрыв соединения что-то повредил в тебе?

Прислушиваясь к шепоткам и шорохам вокруг, я предпочел задать как можно больше вопросов, размышления и догадки оставив на потом. Кукуга кивнула и пояснила все в той же манере про «шмырк-шмырк»:

— Если поспешить и несвоевременно оборвать удовольствие господина или госпожи, — будто по учебнику зачитала девиант, — это может вызвать неприятные последствия, физическую боль и душевное неспокойствие.

Так… понятно. Экстренный разрыв связи с Мицелиумом усугубил сбой… Настолько, чтобы броситься на клиента? Симайна с легкостью всмотрелась в мои гримасы и предпочла добавить:

— Если бы дело касалось моего друга или подруги, я была бы куда более нежна и терпелива… прекращение утех одним заветным словом возможно по обоюдному согласию, господин Ланс. Но если служительница уютного дома считает, что ситуация становится потенциально опасной, то вправе действовать по личной инициативе…

От обилия сексуальных аллюзий у меня начинало шуметь в голове. Разумеется, я старался сразу перевести один образ на другой, но в голове так и представали голые, украшенные татуировками и пирсингом чу-ха, утонченно связанные и нет, переплетающиеся хвостами, шлепающие друг друга по задницам и упоенно наяривающие послушную куклу…

Ладно, будем считать, что я все уловил верно. Кукуга по сути есть безвольные и подчиненные хозяину автоматы, но сейчас Симайна говорила о том, что пошла против чужой воли в целях сохранения собственного рассудка. Да вот только дороговато вышло…

— Дальше ты решила действовать сама? — негромко уточнил я, отметив, что кольцо шепчущих силуэтов медленно смыкается вокруг фаэтона. — Следуя заложенным протоколам невредительства и выживания, так? Возможно, от других клиентов уютного дома ты когда-то услышала про паяльщиков и их услуги… И это привело тебя в Гариб-базар?

— Мне остается скромно промолчать, — поклонилась синтет.

Ее уши принялись нервно подрагивать — от внимания чуткой куклы явно не ускользнуло, что беседа давно перестала быть приватной. Обогнув фаэтон, Симайна совершенно неожиданно приоткрыла пассажирскую дверь. Чтобы проветрить салон, не иначе…

— Но ведь ты понимала, что и дальше нарушаешь множество допустимых правил манджафоко и уютного дома, — аккуратно надавил я.

Интуиция требовала прыгать в «Барру» и немедленно покидать полутемный склад, обжитый безбожниками; но оборвать разговор, в котором кукуга так непросто раскрывала детали вчерашнего вечера, казалось кощунством. Расстегнув кобуру «Молота», я старательно пересчитал ближайшие силуэты, а «Сачирато» тут же высчитали дистанцию и последовательность ведения огня.

Кукуга скрестила лапы на крыше фаэтона, осторожно опустила на них подбородок и уставилась на угасающий день за разбитыми окнами цеха.

В этой отрепетированной задумчивости она была прекрасна и ранима, без труда ловя на крючок безупречной поддельности и старательно откалиброванных диалогов готовность собеседника видеть под маской не синтетический механизм, но живое существо…

— В терзаньях душевных и ожидании встречи мне