— Это все работы или еще есть? — спросил Ефим.

— Еще есть, — застенчиво ответила Вера. — В городской квартире, в мастерской. Да и раздарила много, подругам.

Провожать она его вышла до ворот. Уже выезжая, снова непривычно поработав рукояткой, опустил стекло. Она наклонилась и поцеловала его в губы.

— Ты не такой, как все, — прошептала Вера.

— Бегемоты — редкий вид для Сибири, — согласился Береславский.

— Да ладно тебе. — Она вложила Ефиму в руку визитку, сделанную на плотной дорогой бумаге. — Я вообще-то вторую встречу не планировала. Но если захочешь, позвони, ладно?

— Ладно, — пообещал Береславский. Он вообще-то вторую встречу обычно тоже не планировал. Но Вера уж точно не подпадала под определение «обычная».

— Не заблудишься? Может, проводить тебя на «Лексусе»?

— Ну конечно! Полстраны проехал — не заблудился. Ладно, счастливо, Верочка.

Ефим бережно взял ее ладонь своими двумя ладонями, легонько сжал и — выпустил.

Жизнь поехала дальше, и тем она и интересна, что никогда не знаешь, что будет за поворотом.

А уже через несколько минут он точно понял, что заблудился. Спросить было не у кого. Из людей был опять какой-то мотоциклист, то ли тот же, то ли другой. Скорее всего другой. Но и этот, обогнав, уехал вперед.

Определиться помог компас, всегда лежавший в бардачке, и зарево отражающихся на низких облаках городских огней.

На узкой дороге начал разворачиваться. Вперед — руль налево. Назад — руль направо. Каждый раз — без привычного парктроника — обидно стукался задним бампером обо что-то твердое. Стукался довольно жестко. Но вылезать посмотреть было лень. Если и есть повреждения, то уж посмотрим все сразу.

Развернувшись, поехал в сторону города. Завтра с Сашкиной помощью как-нибудь разберется.

Но у первого же фонарного столба все-таки остановился, пошел смотреть, что стало с задницей бедной «Нивы».

В целом, несмотря на неприятные звуки, все было терпимо. При более детальном рассмотрении — уже с фонариком, тоже всегда лежащим в бардачке, — обнаружил щель, причем не в бампере, а в трубе заднего обвеса. Похоже, она была не заварена, а запаяна или даже заклеена.

— Ну дела, — вслух удивился Береславский.

Однако еще более он удивился, когда увидел, как из щелки медленно сыплется какая-то пыль, посверкивавшая в бело-голубом свете фонаря.

Он подставил ладонь, подождал, когда пыли собралось достаточное для анализа количество. Поднес к глазам.

Когда-то он уже видел нечто подобное. Во французской кинокомедии. Там один болван перевозил таким образом кокаин.

А здесь другой болван…

Внезапно все отдельные части мозаики сложились. И пулевые дырки в дверцах. И несказанная доброта анонимного дарителя из строительной компании. И капли крови в салоне.

Мотоциклист подъехал бесшумно: выключил вдали двигатель и тихо скатился с горки.

Ефим отскочил, готовый к драке, но, к несчастью, с пустыми руками: фонарик на оружие никак не тянул.

— Здорово, Ефим! — поприветствовал его парень и снял шлем. Раскосые глаза Самурая весело смотрели на Береславского.

— Здорово, — ошеломленно ответил тот. И совсем некстати подумал: интересно, в каком виде его изобразила бы Вера?

— Чего тут у тебя? Сломался, что ли?

— Да нет, все нормально.

— А чего встал?

— Думаю, что с героином делать. Или с кокаином, черт его знает без анализа.

Самурай посерьезнел, поставил мотоцикл на распорку и подошел к другу. Сам подставил ладонь под порошок и даже попробовал его кончиком языка.

— Героин, — сказал он. — Я что-то типа такого и ожидал.

— А я вот нет, — развел руками рекламист.

— И много его у тебя?

— Чертова туча. Может, на сто тыщ. Хотя скорее на миллион — труб в машине до хрена.

— А может, что на полтора миллиона? — вдруг спросил враз подобравшийся Самурай.

— Может, и на два. Я ж в граммах не вешал, — зло пошутил Береславский и непривычно крепко выругался. — Вот ведь влип!

— Думаешь, наваляют за него? — спросил Самурай.

— Не-а, — ответил Ефим. — За него не наваляют. За него убьют.

— И чего делать будем? — прервал молчание парень.

— Ты — ничего. Сваливай отсюда. Ты не при делах. Это мои проблемы.

— Ошибаешься, мой белый друг, — текст шел шутливый, но интонация была серьезной. — Я очень даже при делах. И мне нужны полтора миллиона долларов.

— Не, Самурай. С этим порошком не выйдет.

— Почему?

— Потому что я его сожгу. — Береславский принял решение и, как всегда, когда Рубикон был перейден, вновь стал спокойным. — Сгорят твои миллионы. Либо тебе придется меня убить. Если сумеешь.

— Хороший текст, — одобрил Самурай. — Решительный и граждански ответственный. Не возражаю, порошок пусть сгорит. Торговать зельем нельзя. Я уже даже с Шаманом советовался, были у меня полусомнительные идеи. Но здесь могут и другие деньги гулять.

— Не знаю, — развел руками Ефим. — Нет комментариев.

— А дрель есть? — неожиданно спросил внезапный союзник.

— И дрели нет. Хотя наверняка есть у Дока.

— Тогда поехали к Доку, — скомандовал Самурай.

…Я уж забыл, на чем в прошлый раз остановился.

Ах да, поговорил с Ефимом и решил поехать в Омск. Не столько из-за Береславского, сколько из-за моего гнусного соплеменника, Ваньки Алтухова, успешно продолжившего добивание моего народа производимой им водкой.

Деньги на билет были, других идей не было, почему бы не поехать? Тем более Шаман благословил.

Да, Шаман, Шаман…

Ничего страшного, наверное, не случится, если я назову его так, как зову только я, — деда Сережа. На самом деле имен у него несколько. По документам — Сергей Матвеевич Митрохин. Я лично нашел документы в архиве районного поселка. Шаман, наверное, и сам не помнит, что они у него есть.

А они у него есть.

И из них следует, что папа его — Матвей Сергеевич, с той же фамилией Митрохин, русский, член ВКП (б), управлял — по крайней мере в 1923 году — всем нашим маленьким народом, не будучи тогда его членом.

Управлял по ходу дела хорошо, потому что численность вверенного ему народонаселения неуклонно шла вверх вплоть до середины тридцатых годов. Он, кстати, в конце 20-х сам женился на девушке по имени Айну — больше про нее ничего в документах сказано не было. И она родила ему Шамана. Точнее, Сережу Митрохина. Шаманом он стал куда как позднее.