Князь Иван Плетень надолго задумался, решительно кивнул:

– Быть по сему! – И решительно опрокинул остатки вина в рот. Поднялся: – Пойдем, боярин, снежками в жен покидаемся. Пусть знают, кто в доме хозяин. А то ишь, манеру взяли. «Скучайте!» – сказывают.

Три зимних месяца позволили постельничему хорошо подготовиться к поездке: за недорого по холодному времени купить крепкий ушкуй – шитиков хороших не нашлось. Не спеша, сберегая каждую копейку, выбрать недорогой, но качественный товар. А в конце марта даже загрузить трюмы. Корабль, конечно, еще стоял на берегу. Однако половодье, понятно, снимет его оттуда без особых хлопот.

В начале апреля на Москва-реке начался ледоход. После чего князь Иван Михайлович Шуйский наконец решился и начертал заветную грамоту. Подписал, скрепил личной печаткой, передал постельничему. Постельничий, как и обещал, надежно спрятал ее на корабле.

К середине месяца в реке стала подниматься вода, и Дмитрий Годунов впервые за год достал из сундука свой прежний, «простолюдинский» кафтан, попрощался с супругой и отправился на корабль ждать нужного часа. Когда он ступил на палубу, вода уже смывала мусор возле килей. Примерно через час ушкуй начал раскачиваться, а еще через час…

– Боярин, боярин! Дмитрий Иванович!

– Чего тебе?! – недовольно рявкнул уже готовый к отплытию постельничий на запыхавшегося холопа, прыгающего на глинистом берегу.

– Князь Иван Михайлович к себе кличет! Велел передать, с сокровищем!

Дмитрий Годунов ругнулся, приказал корабельщикам привязаться к дереву, нырнул в трюм, выскочил, сошел на берег, побежал к близкой Москве.

Князь Шуйский встретил его, напряженно вышагивая от стены к стене.

– Беда какая, Иван Михайлович?! – тяжело дыша, спросил постельничий.

– Токмо сегодня гонец добрался, боярин, – остановился хозяин дома. – Хан Дервиш-Али взбунтовался. Русских советников и купцов вырезал, дружбу с Крымским ханством и османским султаном провозгласил, татар созывает. У нас, так получается, уж два месяца как война с Астраханью идет!

– Проклятье! – ударил кулаком в ладонь Годунов. – Опять пути по Волге нету!

– Грамота с тобой?

Дмитрий вынул из-за пазухи свиток, протянул князю.

– А может, к Смоленску? – заколебался Иван Михайлович. – От него по Днепру вниз…

– Там ниже Киева пороги непроходимые, – покачал головой постельничий. – Выгружаться надобно и посуху товар везти. Через татар, в Диком поле. Сей путь и в мирные годы за опасный почитается. А уж во время войны ногайцы купцов православных вырежут и ограбят обязательно.

– Значит, придется обождать. – Князь Иван Плетень поднес грамоту к огню свечи. Пламя полыхнуло, и вскоре опасная улика обратилась в пепел.

Боярину Дмитрию Годунову показалось, что его покровитель сделал это с огромным облегчением.

Не лежала душа князя Шуйского к крамоле. Ох, не лежала!

* * *

Дабы собранный товар не пропал попусту, Дмитрий Годунов поднялся к Волоколамску, по волоку перебрался на Волгу, с нее – на Мсту и через месяц разгрузился в Великом Новгороде. Там на все серебро закупился немецким и фряжским вином, прошел тем же путем обратно, в июле снова оказавшись в Москве.

Прибыток от сего предприятия оказался малым – всего тридцать копеек на рубль. Однако князя Ивана Плетня он порадовал донельзя – всю свою долю Шуйский взял вином, наполнив дворцовые погреба доверху.

С ушкуем постельничему повезло вдвойне – к моменту его возвращения государь задумал отправиться на богомолье в святую Кирилло-Белозерскую обитель. Боярин Дмитрий Годунов в сем походе принял на борт корабля младшего царского брата Юрия Васильевича. Это было и честью великой, и казна за подготовку к поездке «корабельщику» очень хорошо заплатила.

А затем была зима, и спокойная дворцовая служба.

Князь Иван Михайлович о смещении государя больше не поминал. И казалось, заговор потух сам собой…

Однако летом тысяча пятьсот пятьдесят шестого года царь Иоанн послал против разбойного Астраханского ханства армию. И не просто армию! Командовал русским войском худородный человечек Черемисинов-Караулов – не князь, не боярин, а сын суздальского боярского сына. Половина полков состояла из стрельцов, другую половину подьячие набрали из казаков. Князей с боярами не позвали вовсе, будто и не имелось сословия такого в земле русской!

Осенью полки вернулись с великою победой, разгромив и лживого хана Дервиш-Али, и ногайских татар, и присланную османским султаном подмогу. Сие означало, что отныне государь и вправду способен править и воевать без поддержки знатных родов. А будет нужно – то и вопреки их желаниям. Предсказание князя Ивана Шуйского по прозвищу Плетень исполнилось в полной мере, и потому весной тысяча пятьсот пятьдесят седьмого года Иван Михайлович еще раз начертал и размашисто подписал грамоту к законному наследнику русского престола, скрепив ее личной печатью…

На стук в дверь отворил престарелый смуглый слуга, тут же низко поклонился:

– Долгих тебе лет, бек Дмитрий, и да пребудет с тобою милосердие Аллаха.

– Хозяева дома? – Боярина Годунова сразу насторожила тишина во дворе.

– По воле хана нашего Девлет-Гирея ныне Бек-Булат со слугами отправился в поход ратный изгонять разбойничьи банды с острова Хортица, – поведал слуга. – Не дают никому ни житья, ни покоя душегубы поганые!

Дмитрий Годунов криво усмехнулся – слышать слова о разбойниках и душегубах со стороны разбойничьего до корня волос Крымского ханства было забавно.

– Когда ушли, скоро ли возвернуться обещали?

– Ушли месяц тому, а как вернутся, неведомо, – развел руками старик. – Однако же мне велено при твоем появлении принять с уважением, как дорогого гостя и поселить в лучших покоях…

– Поход – это всяко до осени, – прикинул постельничий. – Да еще и зима впереди. А ушкуй с товаром впустую стоять будет. Пожалуй… Пожалуй, поклон от меня Бек-Булату и воспитаннику его передай. И скажи, вернусь вскорости. Пройдусь с товаром своим по здешним портам. Авось чего интересного для купцов московских найду. Все едино токмо весной будущей на Русь отплыть получится.

Боярин Дмитрий Иванович Годунов даже не представлял, как сильно он ошибался…

Его неспешное путешествие по черноморским торгам прошло вполне благополучно. В Ризе, Герусене, Самсуне, Орде и Эрегли русское железо брали с радостью, приплачивая втрое супротив московских цен. Мед и деготь ушли сам-два. Взамен постельничий закупил цветастые валяные ковры, неведомые благовония, чеканное серебро и медь – и с надеждой на хороший прибыток в ноябре вернулся в Джанкой.

Бек-Булат встретил его с искренней радостью. А прочитав грамоту князя Шуйского, старик даже встал на колени и вознес хвалу Аллаху: