аривана и удалите отсюда этого человека! Быстро!

— Неееет! — Гаспарилло удерживал Пендергаста за полы пиджака.

— Я сказал: выдворить его отсюда! — кричал доктор, тщетно пытаясь оторвать руки больного от Пендергаста. — Шериф, этот человек убьёт моего пациента, выпроводите его отсюда!

Шериф что-то проворчал, но всё же подошёл к койке и начал помогать доктору успокаивать и укладывать больного. Но всё было тщетно. Гаспарилло крепко держал Пендергаста, а тот не предпринимал никаких попыток освободиться.

— Я был не прав! — хрипел он. — Я был не прав! Я был не прав!

В этот момент санитар ввёл больному ещё одну дозу успокоительного.

— Никто из вас не спасётся! Он здесь! Теперь всем конец!

Доктор повернулся к санитару.

— Немедленно вызовите охрану! — гаркнул он, покраснев от негодования.

Где-то над потолком резко прозвучал сигнал тревоги.

— Что вы видели? — допытывался Пендергаст, не обращая никакого внимания на суету.

Вдруг Гаспарилло собрался с силами и присел на койке, оборвав все трубочки и провода. На белую простыню полилась кровь. Он вскинул вверх руки, схватил Пендергаста за шею и притянул к себе. Увидев это, шериф стал отрывать его от Пендергаста. Он опасался, что тот вот-вот задушит его.

— Это был дьявол! Он уже здесь! Он пришёл! — Гаспарилло сделал несколько глубоких вдохов, противясь третьей дозе успокоительного, а потом снова потянул на себя Пендергаста. — Он действительно существует! Я видел его той ночью!

— Да? Что именно?

— Он явился в облике ребёнка… ребёнка…

У шерифа Хейзена вдруг ослабли руки, а в ушах тревожно зазвенел сигнал опасности, издаваемый аппаратом поддержки жизнедеятельности.

— Остановка сердца! — закричал доктор. — Пропал пульс! Скорее тележку!

В палату ворвались несколько человек одновременно: санитары, медсестры и охранники. Пендергаст встал и поправил полы пиджака. Его обычно бледное лицо стало багрово-красным, хотя внешне он хранил полное спокойствие. В следующее мгновение его и шерифа выпроводили в коридор.

Они ждали в коридоре минут пятнадцать, пока в палате возились врачи, а вокруг сновали люди в белых халатах. Вдруг наступила мёртвая тишина. Все аппараты умолкли, врачи стали медленно выходить из палаты, понурив головы. Последним вышел лечащий врач. Он двигался медленно, почти бесшумно, и молча подошёл к ним.

— Вы убили его, — тихо сказал он усталым и почти безразличным голосом.

Пендергаст положил руку ему на плечо.

— Мы просто делали своё дело, как и вы. Думаю, всё было предрешено, он не имел ни одного шанса. Вы сделали всё, что могли, и даже больше. Когда он схватил меня за пиджак, я сразу понял, доктор, что это предсмертные судороги. Он всё равно не отпустил бы меня, пока не сказал того, что хотел. Он должен был сказать это и спокойно умереть.

Доктор задумчиво кивнул:

— Да, вероятно, вы правы.

— Я должен задать вам один вопрос, — сказал Пендергаст. — Как он умирал? Как вёл себя в последнюю минуту?

— У него был обширный инфаркт миокарда после продолжительного периода мерцательной аритмии. Нам не удалось стабилизировать деятельность сердца. Никогда ещё я не видел человека с таким обширным инфарктом. Это был просто какой-то взрыв.

— А как по-вашему, от чего у него началась мерцательная аритмия?

Доктор покачал головой.

— Это началось именно тогда, когда он увидел нечто такое, что потрясло его до основания. Его многочисленные раны были не смертельными, от таких не умирают. У него был острый психологический шок, что-то вроде панического страха.

— Означает ли это, что он умер от разрыва сердца, то есть от страха, попросту говоря?

Доктор посмотрел на санитаров, которые вывозили из палаты тележку с покойным, покрытым простыней.

— Конечно, это звучит несколько мелодраматически, но можно сказать и так.

Глава 27

Несколько часов спустя в двух тысячах миль на восток вечернее солнце окрасило реку Гудзон в бронзовый цвет. Под густой тенью моста Джорджа Вашингтона вверх по реке медленно проплывала огромная баржа, а чуть южнее на горизонте маячили силуэты двух морских судов, направлявшихся в бухту южной части Нью-Йорка.

Над скалистым основанием Манхэттена, откуда начинался парк «Риверсайд», извилистой лентой пролегал бульвар Риверсайд-драйв с чудесным видом на реку. Однако четырёхэтажное здание Музея естественной истории, занимавшее всю восточную часть бульвара между 137-й и 138-й улицами Нью-Йорка, оставалось незаметным для постороннего взгляда. И только металлическая крыша его мансарды выделялась на фоне разлапистых крон деревьев. На стоянке перед парадным входом особняка с тёмными окнами не было ни одного автомобиля. Со стороны казалось, что здание музея погрузилось в полную тишину и покой, надёжно укрывшись под ветками огромных дубов и сумахов.

Однако в сумрачных комнатах музея и длинных коридорах, веками собиравших книжную пыль и весьма экзотические запахи, теплилась жизнь. Правда, это была жизнь одного очень странного на вид человека. Невысокий, худощавый, с львиной гривой седых волос, спадающих на узкие плечи, с седыми дугами кустистых бровей, он был в длинном белом халате для работы в лаборатории. Из карманов халата торчали лабораторные ножницы, пинцеты, маркеры и разноцветные карандаши. Ещё более странным он выглядел из-за шахтёрского шлема на голове, с лампой, освещающей ему путь и позволяющей без труда отыскать на пыльных полках нужную вещь.

Мужчина остановился перед длинными дубовыми шкафами с большим количеством выдвижных ящиков. Проведя пальцами вниз по коротким надписям, он отыскал нужный ящик и осторожно выдвинул его. В глаза бросились аккуратно сложенные редкие растения, найденные в дебрях Кашмира. Отступив назад, мужчина что-то записал в большом блокноте, задвинул ящик на прежнее место и открыл нижний ящик. Внутри к небольшим дощечкам были пришпилены разнообразные ночные бабочки и мотыльки. На каждой из дощечек была соответствующая надпись. «Лакримоза кодрисептес, — прочитал он. — Самая красивая и самая ядовитая бабочка полуострова Юкатан».

Сделав запись в блокноте, мужчина задвинул ящик и направился в свой кабинет, минуя тёмные залы с многочисленными экспонатами. На его рабочем столе, стоящем среди книжных и стеклянных шкафов, ярко мерцал монитор портативного компьютера. Мужчина сел за стол, положил рядом с собой блокнот и начал быстро щёлкать по клавиатуре. В течение нескольких минут в этом здании было слышно лишь лёгкое пощёлкивание клавиш и едва различимый звук капель, падающих в раковину в одной из туалетных комнат. Внезапно эту тишину нарушила мелодичная трель мобильного телефона. Мужчина сунул руку в карман халата, вынул телефон и приложил к уху. Лишь два человека в мире знали, что у него есть такой телефон, и только один из них знал его номер.

— Специальный агент Пендергаст, если не ошибаюсь.

— Совершенно верно, — послышался ответ с другого конца линии. — Как поживаешь, Врен?

— Спроси меня об этом завтра, и ты найдёшь меня в