Так разволновалась, что спрыгнула на землю, оставив лукошко с грушами болтаться на ветке. Не до них сейчас.

– Надо. Уговори Франка сварить «Огненный рай». На таких условиях я, пожалуй, расскажу свою историю о призраках.

Лонли-Локли глядит на него с таким интересом, словно впервые увидел.

– Не о наших ли общих знакомых?

– Ну да. Если, конечно, у тебя нет возражений.

– Ну что ты. Мне будет приятно все это вспомнить. И заодно узнать подробности, выспрашивать которые мне прежде казалось бестактным.

Надо же, думает Триша. Вот это повезло так повезло.

Шурф Лонли-Локли уже давно появляется в «Кофейной гуще» на правах постоянного клиента. Только и разницы, что заходит не с улицы, а со стороны сада, с влажными от тумана волосами. Но ведет себя, как будто живет по соседству – просит у Франка кружку чаю, пьет его за стойкой или в саду, на качелях, а потом уходит гулять. Порой возвращается к ужину, но чаще появляется только день-два спустя. Снова присаживается у стойки, просит чаю, все как обычно. Триша ему всегда рада, но ничего особенного от его визитов давно уже не ждет.

«Ничего особенного» – это значит никаких посиделок с песочными часами в центре стола. И никаких историй. Не ждет же она рассказов от Алисы, Марка, Фанни и других соседей. И тем более от Макса. Он-то здесь уже давно не гость и даже не клиент, живет при «Кофейной гуще», можно сказать, на кошачьих правах – спит, ест, уходит и возвращается, когда захочет, ему всегда рады и не спрашивают, где шлялся. Впрочем, Триша, чье любопытство всегда было сильнее робости, порой все-таки интересуется и всегда получает неизменный ответ: «Да так, везде понемножку». Спасибо большое за содержательный подробный отчет, дорогой друг. Лучше бы уж ты мяукал. По крайней мере, из одного-единственного «мяу» Триша извлекла бы гораздо больше полезной информации.

И кофе Максу, конечно же, даром достается, сколько пожелает. С домочадцев плату не берут. И вдруг он сам вызвался историю рассказать. Ну и дела!

– Но только в обмен на «Огненный рай», – улыбается Макс. – Иначе не играю.

Значит, точно будет история, думает Триша. Такими вещами, как «Огненный рай», не шутят. По крайней мере, Макс ни за что не стал бы.

Она несется к дому так стремительно, будто за ней гонятся персонажи всех страшных сказок разом, даром, что Триша их никогда не слушала и тем более не рассказывала.

– Франк! – кричит Триша, врываясь на кухню. – Франк!

Хотя зачем кричать? Франк – вот он, в двух шагах буквально, шепотом можно с ним разговаривать.

– Если ты сейчас скажешь, что тебя обижают вредные мальчишки, я, пожалуй, удивлюсь, – говорит он. – Наши гости, конечно, страсть какие злые колдуны, но не настолько же.

– Меня не обижают, ты что. Наоборот! Макс сказал, что если я уговорю тебя сварить «Огненный рай»…

– Он бросит к моим ногам весь мир? И пару дюжин звезд с неба достанет в придачу? Ладно, я подумаю. Хотя представления не имею, где мы все это будем складывать.

– Да ну, ерунда какая, – Триша от нетерпения машет руками. – Макс тогда расскажет историю. Обещал, что про призраков. Говорит, еще надо будет погасить свет и залезть под одеяла, но я думаю, может, это не обязательно? Может, это он так шутит?

– Он-то, ясное дело, шутит, но лампы все равно можно погасить. А чтобы чашку мимо рта никто не пронес, зажжем свечи. Давно мы при свечах не сидели, а от них тени веселые, тонкие, прыгучие, одно удовольствие иметь с ними дело.

– А одеяла? – спрашивает Триша. – Мы закутаемся в одеяла? Даже интересно попробовать, как это.

– Если интересно, значит, попробуешь.

– Только надо, чтобы наступила ночь. Ну, чтобы солнце все-таки зашло, – говорит Триша. – А оно почему-то светит, как в полдень. Отовсюду сразу.

– Ничего, зайдет как миленькое. Еще немного покуролесит и зайдет, вот увидишь.

– Ну, не то чтобы идеально, – вздыхает Макс. – Сидеть, закутавшись в одеяла, – это, конечно, не лежать. И кафе у тебя, Франк, какое-то, я бы сказал, безнадежно уютное. Захочешь страху нагнать, а не выйдет, хоть сам призраком становись и вой поднимай. Впрочем, все равно хорошо.

– Надеюсь, твоя история стоит всех этих хлопот? – спрашивает Франк, снимая с плиты джезву с обещанным «Огненным раем».

– И я надеюсь. История что надо. По крайней мере, призраков там будет – завались. И прочие леденящие кровь тайны, по большей части чужие. Включая драматическое повествование о том, как я злодейски наложил страшное заклятие на своего лучшего друга. Впрочем, не просто с его ведома, а по его наущению. И даже под его деятельным руководством, сам-то я ни черта не умел. Но все равно.

– Это был очень великодушный поступок, – говорит Шурф Лонли-Локли. – Проще было оставить меня в неведении. И хлопотать с заклятием не пришлось бы.

– Конечно, проще. Но я бы тогда вконец извелся.

– А сейчас изводимся мы с Тришей, – смеется Франк. – Хватит уже невнятных намеков. Рассказывай по порядку.

– Я просто заполняю паузу. Жду, пока ты поставишь на стол свои песочные часы.

– Уже поставил.

Триша готова поклясться, только что никаких часов на столе не было. Уж кто-кто, а она в полумраке видит не хуже, чем на свету. А теперь, гляди-ка, действительно стоят. И время пошло. Другое время.

* * *

Начать следует с того, что для меня наступили тяжелые времена.

Женщина, рядом с которой я планировал оставаться как минимум несколько ближайших столетий, а потом расстаться на целую дюжину дней, чтобы не наскучить друг другу, и, мужественно вытерпев разлуку, с легким сердцем начать все сначала, леди Теххи Шекк умерла. Правда, не совсем так, как обычно умирают люди. Вернее, совсем не так. Теххи, можно сказать, просто сменила место жительства.

Воспользовавшись моим отсутствием, она покинула Ехо. И отправилась, кстати, не куда-нибудь, а именно сюда, в Город, на окраине которого мы с вами сейчас так распрекрасно сидим; впрочем, в те давние времена он был самым настоящим наваждением и сам выбирал, кому открыться во всей полноте, кому – просто примерещиться, а кому и сниться не стоит.

Еще по дороге Теххи благополучно превратилась в облачко звонкого света, веселое, бесплотное и абсолютно свободное от былых привязанностей – такова уж была ее подлинная природа. А столь милая мне материальная оболочка оказалась иллюзией, поддерживать которую помогала лишь близость Сердца Мира.

Теоретически я знал, что такое может случиться. Но о беде, которая, по твоим расчетам, стрясется когда-нибудь тысячу лет спустя, довольно сложно раздумывать подолгу и всерьез. На таком расстоянии она и на беду-то не похожа.