– Я тоже собралась на белый свет поглядеть. Но только вприпрыжку! Вприпрыжку! Да ты бы хоть принарядился, если хочешь, чтобы тебя уважали, если хочешь, чтобы тебя вообще заметили!

– Прости, Лягушечка, я об этом как-то и не подумал, – пробормотал Камень.

– Как же! Как же! Недаром тебя зовут Каменное сердце. Ни до кого тебе нет дела! Чужое мнение в грош не ставишь.

Камень давным-давно знал свое прозвище и давным-давно перестал из-за этого огорчаться.

– Ну, как тут не жаловаться! Этакие бродяги с каменными сердцами по всем дорогам топают! – не унималась Зеленая Лягушка и весь день квакала: – Как тут не жаловаться! Как? Как? Как?

И Камень пошел дальше.

– Эй! Не свали мою чудо-башню! – с верхушки чертополоха крикнул Голубой Мотылек.

– Прости, Мотылек, – смутился Камень. – Я и не заметил, куда ты забрался.

– Еще бы! Каменное сердце! Разве ты порадуешься чужому успеху! – Мотылек усмехнулся презрительно и тут же захныкал: – Как тут не жаловаться! Вокруг сплошное равнодушие! Никто не радуется чужому успеху…

И пошел Камень дальше. Видит: кружит в воздухе ему навстречу снежно-белая Пушинка облетевшего одуванчика.

– Дурень ты, дурень, Ленивые ноги! – говорит Пушинка Камню. – Если так тяжело ковылять, ничего на свете не увидишь, ничего не поймешь.

– Ты уж прости, Пушинка, – отвечает камень, – такая у меня, неуклюжего, походка.

– Конечно! Конечно! Что тебе мой совет! Что тебе мой жизненный опыт! Каменное сердце! Как тут не пожаловаться на такие времена! Глупцы умных советов не слушают…

Пушинка долго жаловалась еще не облетевшим одуванчикам. В тот день от их полянки запахло горечью.

А Камень пошел своей дорогой. Чем дальше шагал он, тем сильней донимала его печаль. Неужто на свете и правда кроме жалоб ничего не услышишь?

Но вот, на праздник увидал Камень подводу, груженную венками и гирляндами из цветов и трав.

– Какое счастье! Какая радость! Какой почет! – Нас никогда еще не украшали так пышно! – весело тараторили Колеса яркой подводы, приветливо улыбаясь Камню: – Пойдем с нами!

– «Наконец-то я слышу радостные слова!» – подумал Камень и подбодрился. Бедняга тяжко пыхтел от натуги, стараясь поспевать за счастливой подводой. Но вскоре она, пустая, покинутая, одиноко загрустила в старом сарае. Камень задумчиво смотрел вслед людям, унесшим гирлянды и венки.

– Можно ли так забывать, можно ли так покидать? – горько жалобились Колеса.

– Но ведь всю эту зелень и венки привезли не для вас, – сказал Колесам Камень, стараясь их успокоить. Есть ли смысл жаловаться?

– Каменное сердце! Разве ты утешишь? Разве ты посочувствуешь? – заскрипели Колеса, озираясь по сторонам: вдруг да кто-нибудь вместе с ними поохает. Но в ответ им только жалобно скрипнули стены ветхого сарая.

Тут Камень поднялся и пошел дальше.

Однажды, когда начался сенокос, промчались мимо путника Пчелы. Целый хор, голосистый, звонкий.

– Погодите! – крикнул им Камень. – К чему так спешить?

– Спешим на работу. Неужто не чуешь, Каменное сердце, ведь липы цветут! – на лету ответили Пчелы. Глянул Камень, а их уже и след простыл.

«Ишь, как ретиво на работу спешат, надо бы и мне какое-нибудь дело подыскать», – подумал Камень и прибавил шагу.

Пчелы сказали правду: каждый взгорок вокруг, каждая долинка, будто в золотом венке красуется. Вон та липа над самой пашней цветущие ветви клонит, а другая волну Даугавы по лицу гладит. А вон та пышная, раскидистая липа, вся в цвету, над рекой высится, на краю обрыва. Подле нее Камень и остановился.

Вокруг Липы неугомонные пчелы гудят, поют песню за песней. И про кувшин с медом, и про спорую работу, и про давнюю-давнюю их клятву хранить добро Липы и в зимние холода.

А Липа знай подставляет пчелам самые пышные свои ветви. Медовым духом весь берег затопило.

Послушал Камень пение пчел и спрашивает:

– Похоже, сестрицы, вы жалобных песен вовсе не знаете? Разве никто вас никогда не обижал?

– Жжжалобных? Обижжжал? – зажужжала Пчела. – Сестрицы! Вы только послушайте! Жжжжалобиться! Делать нам, что ли, нечего?

– Нашел, о чем спрашивать, – подхватила другая. – Да еще в самое горячее времечко, когда и по ночам работы хватает.

– Не сердитесь, сестрицы. Я же только спросил. Ведь мне день-деньской одни жалобы доводилось слышать. – Ответил Камень, и вдруг у него как-то странно дрогнуло сердце.

Запыхавшись, обдавая Липу знойным дыханием, примчался Ветер. То был другой Ветер, не тот, Июньский, трудолюбивый, а один из сыновей Грома.

– Каждый день буду прилетать, тобой любоваться. Славу о красе твоей разнесу по дальним далям, – пылко зашептал он Липе, раскачивая ее пышные ветви, но в следующее мгновение уже улетел без оглядки. На краю неба рокотал Гром, должно быть, отец звал сына домой.

Камень молча глядел на цветущую Липу и вдруг спросил:

– Отчего ты не жалуешься? Ведь эти пчелы не прилетят к тебе на будущий год. А ветер развеет твой душистый запах и больше, наверно, сюда не заглянет…

– Знаю, – спокойно молвила Липа. – Что ж… Не прилетят эти пчелы, прилетят другие. Я и не прошу их навсегда со мной остаться. Хочу только, чтобы попусту не растратили то, что им дарю. Я верю труженицам пчелам, а не этому пустозвону Ветру.

И снова у Камня как-то странно дрогнуло сердце. И тут он заметил, что несколько корней Липы торчат из земли. Словно жилистые, потрескавшиеся от солнца смуглые руки свесились с обрыва: то ли паводок здесь с берегом сражался, то ли Северный Ветер буйствовал?

– Почему ты не жалуешься? – опять спросил Камень. – Да тут и камень заплачет, глядя на твои корни.

– Кто ты? Откуда у тебя такой зоркий глаз? – едва слышно прошептала Липа и сбросила охапку желтых цветов на свои обнаженные корни.

– Я Камень с берега Даугавы. Обычно меня называют «Каменное сердце». Захотел я узнать, почему все время одни жалобы слышал, – ответил Камень и рассказал Липе про встречу с Зеленой Лягушкой, с Голубым Мотыльком, с Пушинкой одуванчика. Помянул и скрипучие Колеса, что хныкали в старом сарае, жалуясь на мнимые обиды.

– Так ты еще не понял, Камень? Ведь прозвище «Каменное сердце» подчас дают тому, кто сам не любит жалобиться и другим жалобщикам не подпевает? – сказала Липа и обронила подле Камня охапку самых пышных своих соцветий. – Когда пойдешь дальше, возьми мои цветы с собой. Пусть напоминают тебе о пчелах.