1920-х — 1930-х годов были воспитаны так же, как Ника Кузнецов. Они в массе своей были кристально чистыми и честными людьми, по первому зову партии шли не только укреплять военно-воздушный и военно-морской флот, строить Комсомольск-на-Амуре и московское метро, возводить Днепрогэс, но и, увы, крушить храм Христа Спасителя в Москве и церкви по всей матушке России.

Одинаково не задумываясь, они шли под кулацкие обрезы и реквизировали хлеб у тех, кто взрастил его собственным, до седьмого пота трудом. Ника видел с близкого расстояния этот труд на примере своего отца, которому так завидовали некоторые бездельники села.

А они, эти восторженные и наивные, бескорыстные и бескомпромиссные, смелые и яркие юноши и девушки, порушили едва ли не до основания то, что народ строил веками. Вместе с тем они же приняли на себя всю страшную, неподъемную тяжесть неожиданно нагрянувшей Великой Отечественной войны. Говоря словами Михаила Лермонтова:

Да, были люди в наше время,

Могучее, лихое племя: богатыри — не вы.

Плохая им досталась доля:

Немногие вернулись с поля…

Немногие сверстники Николая Кузнецова вернулись с полей брани Великой Отечественной войны, как не вернулся с не менее опасного сражения на тайном фронте и сам герой нашего повествования.

Другой поэт, тогда еще неведомый Кузнецову, его современник и будущий однополчанин из судоплатовской когорты — ОМСБОН, Семен Гудзенко напишет иначе:

Нас не надо жалеть,

Ведь и мы никого б не жалели.

Мы пред нашим комбатом,

Как пред Господом Богом, чисты.

На живых порыжели

От крови и глины шинели,

На могилах у мертвых

Расцвели голубые цветы…

* * *

Из-за смерти отца Никанор решает бросить техникум в Тюмени и перебраться поближе к Зырянке, чтобы помогать на правах старшего мужика в семье по хозяйству. Но мать запротестовала и попросила продолжить учиться. И тут решительный Кузнецов договаривается с администрацией техникума, получает разрешение на отчисление его в связи с семейными обстоятельствами и успешно поступает в лесотехнический техникум (ТЛТ) в Талице — ближе к отчему дому, к той Малой Родине, писавшейся им в любом письме родителям с заглавных букв.

Каждый выходной Кузнецов приезжал в Зарянку, чтобы помочь по хозяйству своим родным. В техникуме он был принят в комсомол и тоже стал активистом. Его избрали членом бюро комсомольской ячейки. Он нашел здесь интересное занятие — практиковал встречи с местным объездчиком лесничества Эдуардом Гунальдом, совершенствуя разговорный немецкий язык. Он зарекомендовал себя активным комсомольцем. В музее Кудымкара хранится удостоверение, подтверждающее его кипучую общественную деятельность:

«Дано настоящее Коми-Пермяцким окрпрофсоветом т. Кузнецову Н.И. в том, что он командируется в Деминский сельсовет в помощь уполномоченным РИК (районный исполнительный комитет. — Прим. авт.) для практической работы в проведении посевной кампании и коллективизации, что и удостоверяется.

10 марта 1931 г.»

Старшая сестра Агафья, Гася, Гаша, стала учительницей, и именно она привила ему желание читать. Раньше в семьях читали вслух книги, заучивали полюбившиеся стихотворения, декламировали их в моменты вдохновения. Николай Струтинский отмечал, что нередко Кузнецов читал перед партизанами рылеевское «Смерть Сусанина», лермонтовское «Бородино», пушкинские стихи и другие. В шестилетнем возрасте он уже мог бегло читать и научился писать.

Первая мировая война обошла стороной дом Кузнецовых. Иван Павлович, как единственный кормилец многодетной семьи, не подлежал мобилизации. Подрастали дети — подмога родителям по хозяйству, по дому, в поле. Отец с матерью сызмальства приучали детей к труду, так было заведено в деревнях. Это сейчас в городах барчуки охочи получать у дедушек и бабушек пенсионные рублики. Особенно ярко такую картину высветили лихие девяностые при родительской безработице из-за поломанных производственных мощностей советской страны. Надежда тогда была только на пенсионеров — они стабильно получали свои приличные советские пенсии, заработанные во время существования СССР, которые, правда, с его развалом быстро превратились в крохи. И даже в то препоганое время старики делились «деревянными» с детьми и внуками…

Тогда, в начале 1930-х годов, был и другой процесс — индустриализация вызвала уход селян с земли через вербовку рабочей силы на новые стройки. Это был всплеск первой урбанизации — в город уходили целыми деревнями и даже с главным инвентарем — молотками, топорами, пилами и лопатами. Но уже сверкали молнии борьбы с кулачеством, которому стало