защищать свою кодлу от внешних агрессий, сколько сама служила агрессором. Была она каким-то там, по счету, ребенком в своей многодетной семье. То есть, была адаптирована к условиям выживания в любом советском коллективе, в котором особенно ценились все психопатические (мегаломанические) наклонности.

Она быстро влюбила в себя моего односельчанина Кальсона. Это был ехидный (эту неожиданную характеристику ему дала — примерно в седьмом классе, классная руководительница «Ниночка», как мы ее звали). Я не сразу раскусил этого подлого человека, — начинающего стукача, — за что и поплатился не раз, в том числе и своей настоящей любовью. Он был несимпатичен не только этим. Существо с утиным носом. Весь в колхозную породу своего папашки-алкаша. От этого, наверное, развилась зависть и ненависть, которую он, умело, скрывал за положением своей мамашки — секретарши в сельском совете. Она была любовницей альфа-сексота Бар — кова, которого призвали вербовать несчастных женщин своим членом. Это все, что надо знать о способах вербовки по нашим селам. Я дружил с Кальсоном; точнее — ездили вместе с ним на рыбалку. После того, что случилось, я не перестал утверждать, что дружба в Советском Союзе чего-то стоила. Мать, занимая видное положение в нашем селе, могла рассчитывать, что альфа-сексот позаботится о ее сыне. Жили они в недавно отстроенном шикарном доме, благодаря исключительному расположению альфа-сексота, пахана Бар ____ кова. Как любая мать, его мать души не чаяла в своих чадах — и пользовалась всеми открытыми возможностями, чтоб утверждать их социальное положение. Взрослые часто играли в наши детские, и юношеские, игры, адаптируя потомство.

Мамонше, выживавшей в многодетной семье, этот Кальсон, стал заманчивой мишенью*. Как только мы появились в соседнем селе, после восьмилетней школы в своем селе.

Я носил (временами) очки, хотя, по моему нынешнему убеждению, не обязан был снимать, это грубое приспособление. Что помогло бы сильно уберечь себя от этих жутких последствий, стоивших мне так дорого. Но, в эти годы: так хочется любить, и быть любимым. Перейдя в соседнее село, я избавился от диоптрий, так как ненавидел носить очки. С того самого времени, когда мое зрение в четвертом классе опустилось до «-3». Эта опрометчивое решение повлияло на всю мою молодость.

…Сразу же, как только у меня появилась НН, Мамонша подошла ко мне, и сказала:

— Я дружила со старшей сестрой Нади. Теперь я буду дружить с Надей.

Старшая сестра НН, вышла замуж за киевлянина сразу после школы, и жила в Киеве. Хотя до этого, дружила с местным парнем. Одним из тех, кто заплетал мне ноги на Новый год.

Я уже рассказал историю, когда меня ударили просто так за нее, что это надо было ее Кальсону. Люди на ту пору успешно отучились работать в колхозах, поэтому на сбор урожая присылали, в порядке “шефства”, солдат-стройбатовцев. Осенью жизнь в этом селе, приобретала цвета хаки. Возле клуба, стройбатовцы, в порядке превентивной акции, однажды примерно отхайдокали местных парней. Сделав из них удобную прислугу при добывании самогона. Сами разбрелись по селу с девчатами. Которых — почему-то — в конкретном населенном пункте, — являлось на свет очень много.

Короче, у меня были причины ее опасаться. Лидерские наклонности, всегда вызывали во мне стойкое неприятие. Уже закладывались в черты творческого характера, не очень доверять людям с мегаломанскими наклонностями. С них делали стукачей. Мамонша, была очень красивой девушкой, своей украинской чернобровой красотой; была достаточно хитра, как всякая властолюбивая дама, хотела всеми командовать. Умело используя свой язык, как бритву. Обычное воспитание в советской среде, где запрос на таких персонажей был огромен.

3

…С НН, мы намеревались путешествовать в одном отсеке…

Подражая «как бы друзьям», я за компанию закупил в привокзальном гастрономе в Конотопе, сколько то грамм ливерной колбасы. Выбора тогда практически не имелось. Людям современным — этого не понять. Стадный инстинкт у меня довольно-таки сильно ослаблен. Но, в тот раз, он, почему-то, сработал, как часы. Я хотел побыть с НН, как и все они в своей компании — и, тут же, допустил непростительную ошибку. Я, — влюбившись, — научился быстро изменять своему эго. Я приволок, эту, «собачью радость», в занимаемый нами отсек. НН, поменялась лицом; такой я увидел ее впервые. Я, понял, что я допустил какую-то ошибку. Ее реакция, отвечала каким-то предупреждениям Мамонши? Поэтому, я могу лишь представлять: сколько радости принес всей этой компании, купившись на эту элементарную подставу.

НН, молча, выкладывала на столик вареные яйца… но съесть их, мы не успели.

Мы только что обменялись простенькими, железными колечками, купленными в киоске «Союзпечати» на станции «Бахмач».

От Мамонши явился гонец, и забрал ее в отсек, который занимала эта компания. Она явно курировала все в этой поездке. В итоге, я остался наедине со своими мыслями.

Так и не дождавшись ее, я отправился за ней — и, заметив ухмылки, мог уже догадываться, не обнаружив на их столе злополучной ливерной колбасы, о чем велась беседа с НН.

Теперь она была своей для них. Она стеснялась меня, судя по тому, как прятала свой взгляд. Я мог прочувствовать ее состояние на уровне исходящих флюидов; я сделался сверхчувствительным, относительно того, какие ощущения происходили в любимом мною человечке.

Враждебного состояния, нам хватило на три дня, а мне показалось — прошла целая вечность. Может, уже тогда, и не стоило, было, реагировать на предложение Кальсона: «Помириться с НН»?

Ночь перед отъездом из Витебска, мы провели вместе, на ее кровати. Целуясь.

Скоро ей отыскали повзрослее парнишку, очевидно осознав, что клин вышибается только клином. Какбыдрузья предложили ей равноценную замену. Судя по вторичным половым признакам, — это был уже созревший, прыщавый колхозник из сексотских отприсков. Все признаки были на лице.

Однажды, после уроков, НН повела меня за околицу, каким-то образом решив прекратить наши отношения. Вела себя агрессивно; с ее лица не сходило саркастическое выражение. Что раньше в нее я никогда не наблюдал.

Чтоб сделать дорогу покороче, мы перепрыгивали через какие-то ямки, в которых когда-то брали песок; мои широченные (от бедра) клеш, слегка сползли вниз, обнажив, очевидно, белую полоску той части тела, которую у животных называют филейной.

«— Ослепило!», — насмешливо произнесла она, картинно прикрыв глаза.

Это было сказано с такой ехидной интонацией, что случись, после этого,