Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 3 рассмотрит примиренчество и проанализирует доводы религиозных людей и научных организаций в пользу гармонизации науки и веры. Два самых распространенных аргумента таковы: существование религиозных ученых и известная идея Стивена Гулда о «непересекающихся магистериях», согласно которой наука имеет дело с царством фактов о Вселенной, тогда как религия занимает независимое царство смысла, морали и духовных ценностей. В конце концов стратегия примиренчества терпит поражение, поскольку не устраняет гигантское неравенство между выявлением «истин» посредством разума и посредством веры. Я опишу три примера проблем, которые возникают, когда успехи науки откровенно противоречат религиозным догмам. Это теистическая (управляемая Богом) эволюция, утверждения о существовании Адама и Евы и представления мормонов о том, откуда взялись американские индейцы.
В главе 4, названной «Вера наносит ответный удар», речь пойдет не только о том, как религия вносит вклад в науку, но и о том, как верующие принижают науку, защищая собственные воззрения. Доводы различны и включают в себя утверждения о том, что наука на самом деле поддерживает идею Бога, давая ответы на вопросы, которые вроде бы находятся за пределами ее поля деятельности. Я называю эти попытки «новой естественной теологией» и считаю их современной версией аргументов XVIII–XIX веков, целью которых было продемонстрировать следы длани Господней в природе. В осовремененной версии эти тезисы говорят о предполагаемой тонкой настройке Вселенной[5]. Законы природы, дескать, не могли допустить появления жизни на Земле, эволюция нашего вида была неизбежна, а человеческая мораль имеет множество нюансов, которые не поддаются научному объяснению (но поддаются религиозному). Кроме того, я рассмотрю идею о «других способах познания»: утверждение о том, что наука – не единственный способ добраться до истины. Я убежден, что на самом деле наука – единственный способ это сделать, если толковать понятие «наука» в широком смысле. Наконец, я рассмотрю обвинения верующих из категории «на себя посмотри»: наука, мол, выросла из религии или страдает теми же проблемами. Здесь тоже возможны варианты: наука на самом деле – продукт христианства; наука задействует непроверяемые аксиомы, а значит, основана на вере; наука несовершенна; наука продвигает «сциентизм», то есть, по ее мнению, ненаучные вопросы неинтересны. И наконец – последний оплот верующих: если, дескать, религии и случалось наносить вред, то наука не менее вредоносна, ведь она дала человечеству евгенику и ядерное оружие.
Почему вообще нас должен интересовать вопрос о совместимости науки и религии? Об этом вы узнаете в последней главе, где будет показано, почему опора на веру, когда под рукой имеются разум и факты, наносит колоссальный вред и становится причиной множества смертей. Среди очевиднейших примеров – религиозное целительство. Находясь под защитой американских законов, оно убило немало людей, включая детей, которые не выбирают, как их будут лечить. Противодействие исследованиям стволовых клеток, отказ от вакцинации и отрицание всемирного потепления также порой опираются на религию. Я утверждаю, что если бы человек должен был подкреплять свое мнение доказательствами и разумом, а не верой, мы бы меньше конфликтовали в вопросах эвтаназии, прав сексуальных меньшинств, контроля рождаемости и сексуальной морали. Наконец, я порассуждаю о том, полезна ли вера в принципе. Бывают ли моменты, когда иметь убеждения, не подкрепленные или почти не подкрепленные фактами, это нормально? Смогут ли наука и религия вести конструктивный диалог о подобных вещах?
Я хорошо понимаю, что критика религии – деликатное дело (классическая запрещенная тема в светской беседе). Она вызывает бурную реакцию даже у тех, кто не относит себя к верующим, но считает веру полезной для общества. Поэтому мне следует не только рассказать о том, что содержится в этой книге, но и объяснить, чего в ней нет.
В основном я говорю о религии, но моя цель не в том, чтобы показать, как дурно она влияет на общество. Сам я в этом убежден и в последней главе подчеркну некоторые проблемы, связанные с верой. Однако глупо отрицать, что именно религия часто становится причиной актов доброты и милосердия. Кроме того, она всегда служила утешением при неизбежных утратах и невзгодах человеческой жизни и побуждала помогать другим. В конечном итоге невозможно точно определить силу хорошего и плохого влияния религии в истории человечества.
Мой основной тезис намного уже и, как мне кажется, более доказуем: к пониманию реальности (в смысле способности использовать известное для того, чтобы предсказать неизвестное) лучше подходить с помощью инструментов науки, ведь методами веры этого просто не достичь. Свидетельство тому – общепризнанные успехи науки в познании всего, от мельчайших частиц до происхождения Вселенной. Сравните это с провальными попытками религии рассказать нам хоть что-то о богах, в том числе существуют ли они в принципе. В то время как научные исследования сходятся на единых результатах, религиозные изыскания расходятся, порождая бесчисленные секты самого разного толка, противоречия между которыми неразрешимы. Пользуясь научными прогнозами, мы научились отправлять космические зонды не только на далекие планеты, но и на кометы. Мы выпускаем препараты против конкретной формы рака у конкретных людей. Мы с высокой вероятностью можем определить, какие вакцины против гриппа будут эффективными в наступающем сезоне. Мы придумываем, как окончательно избавить Землю от таких напастей, как оспа и полиомиелит. Что касается религии, она не в состоянии даже объяснить, существует ли жизнь после смерти (не говоря уже о том, на что та похожа).
Подлинный вред примиренчества состоит в ослаблении разума путем внедрения бесполезных методов поиска истины, особенно связанных с верой. Сэм Харрис отмечает:
Дело не в том, что мы, атеисты, способны доказать, что религия приносит больше вреда, чем пользы (хотя сам я считаю, что это заявление можно обосновать, и, на мой взгляд, чаша весов с каждым днем склоняется в сторону зла). Дело в том, что религия остается единственной формой дискурса, которая побуждает взрослых мужчин и женщин делать вид, что они знают вещи, которых явно не знают (и знать не могут). Если в мире и существовали взгляды, идущие вразрез с наукой, то это они. А правоверных побуждают и дальше удерживать на плечах этот неподъемный груз лжи и самообмана. Побуждают все, кого они встречают на своем пути, – как единоверцы, так и люди другой веры, а теперь с поразительной частотой еще и ученые, которые, по их собственным утверждениям, не имеют веры.
Я утверждаю, что наука – это единственный способ по-настоящему познать Вселенную. Но я вовсе не призываю к созданию общества, полностью управляемого наукой. Большинство людей видят такое общество как мир роботов, в котором нет места эмоциям, отсутствуют искусство и литература, а человек не жаждет быть частью чего-то большего, чем он сам, – а ведь именно эта жажда приводит многих к вере. Такой мир, вне всякого сомнения, был бы однообразным и безрадостным. Скорее я бы сказал, что научный взгляд (в широком смысле) не только помогает нам принимать лучшие решения как для себя, так и для общества в целом, но и оживляет бесчисленные чудеса науки, недоступные тем, кому она ошибочно кажется чем-то далеким и опасным. Что может быть более завораживающим, чем наконец-то понять, откуда мы (и все прочие виды) взялись, – вопрос, который я изучаю всю свою жизнь? А самое главное, никакого обесценивания эмоциональных потребностей человека. Я живу по принципам, которые рекомендую в этой книге, но встретив меня на вечеринке, вы никогда не догадаетесь, что я ученый. Я не менее других эмоционален и люблю живопись. Хорошее кино или книга без труда вызывают у меня слезы, и я всегда стараюсь помогать тем, кому меньше повезло в жизни. Но веры у меня нет. У меня есть все необходимые человеку эмоциональные качества – за исключением уверенности в загробной жизни – без религиозных суеверий.