По иронии судьбы знаменитый норвежец как бы «закрыл» приоритет своих древних соотечественников — викингов — в открытии Америки людьми Старого Света, показав, что ещё древние египтяне могли достигать берегов Нового Света. А если так, то — и финикийцы, обладавшие гораздо лучшей, чем египтяне эпохи великих фараонов, мореходной техникой. Впрочем, мы в своём месте покажем, что, по-видимому, людей белой расы следует числить среди древнейших обитателей Америки за много тысяч лет до пашей эры. Хотя, конечно, мало что роднило их с будущими индоевропейскими или семито-хамитскими народами исторической эпохи.

Итак, сверхдальние миграции людей между континентами — явление не только последних пяти-шести столетий, отмеченных доминированием европейской цивилизации, а всей человеческой истории. «Мы восхищаемся способностями и мастерством древних, воплощёнными в их гигантских пирамидах, совершенном календаре, богатой литературе и глубокой философии, — пишет Хейердал, — …правильно ли одновременно отказывать им в возможностях сделать то, что сделал Писарро с горсткой своих людей в эпоху, отмеченную суевериями и невежеством?»

Довод, на первый взгляд убедительный, при внимательном рассмотрении оказывается натянутым. Составные элементы, из которых складывается та или иная культура, развиваются неодинаковыми темпами. У нас с трудом укладывается в голове, как это древние греки очень долго нс могли понять, что сверкающая белизна вершины Олимпа, снег, очень редко выпадающий на равнинах Греции, и «летающие перья» (как ещё во времена Геродота — V в. до н. э. — понтийские греки называли снежные хлопья) в земле скифов — по природе своей один и тот же снег. До этого обобщения оіш додумались уже после того, как освоили берега Средиземного моря и Пифагор сформулировал теорему, носящую его имя. Как и не было у них слова для обозначения синего цвета. Жители доколумбовой Америки не знали колёсного транспорта, хотя их дети играли с игрушками на колёсиках. Последнее обстоятельство стало для Хейердала ещё одним доводом в пользу того, что сама идея колеса, в форме игрушки, но не его практическое использование, была заимствована древними индейцами из Старого Света. И неверно, что индейцам негде было использовать колесо: у них были вьючные домашние животные — ламы. Но до того, чтобы впрячь ламу в колёсную повозку, инки не додумались. Короткий шажок от игрушки к практическому изобретению ими так и не был сделан за тысячелетия. Древние римляне не знали закона сообщающихся сосудов, что вынуждало их строить длинные акведуки там, где достаточно было бы проложить короткий трубопровод.

Поэтому не было бы ничего удивительного и в том, если бы первые целенаправленные трансокеанские плавания совершили всё-таки средневековые европейцы. Колумб направил свои каравеллы прямо па запад через Атлантический океан, потому что был убеждён в шарообразности Земли и в том, что рано или поздно повстречает сушу. Для этого вовсе не обязательно, чтобы во всём остальном его цивилизация превосходила античную или древнеегипетскую. Но! Задолго до Колумба древние греки обосновали шарообразность Земли, хотя сейчас сложно точно сказать, когда эта гипотеза стала разделяться большинством образованных людей античного мира. Известно, что во времена Аристотеля (IV в. до н. э.), который сё отстаивал, она ещё не была общепринятой. Кстати, Аристотель считал, что не единый Мировой океан, а единый материк опоясывает весь земной шар.

Да и, оказывается, вовсе не обязательно быть уверенным в шарообразности Земли, чтобы отплыть в открытый океан за пределы видимости берега. Древние мореплаватели могли преодолевать большие расстояния, следуя за полётом птиц. Птицы семейства фрегатов, обитающие на берегах и островах всех океанов планеты (кроме Северного Ледовитого), питаются тем, что отбирают добычу у других морских птиц. Сами же фрегаты неспособны взлететь с поверхности воды, так что вынужденная посадка на неё означает для них смерть. Несмотря на это, фрегатов наблюдали над морем на расстояниях свыше 500 км от ближайшего берега. Но в любом случае фрегату для отдыха необходимо возвращаться на сушу. Зная это их свойство, древние мореплаватели, следуя за фрегатами, могли перемещаться между океаническими островами, разделёнными тысячей километров.

Мы не говорим тут о тех кораблях, которые бурей могло отнести далеко от побережья. Их экипажи теряли ориентацию в пространстве, и им ничего не оставалось, как лечь в дрейф. Теоретически такие суда могли достигать побережья другого материка. Но чтобы при этом на борту остался кто-то живой, корабль должен был быть предусмотрительно снабжён огромным запасом пресной воды. Кроме того, трудно было ожидать от таких случайных гостей знакомства с большинством культурных достижений своей родины. А теория дальних миграций предполагает такое знакомство. Наверное, прав Хейердал, когда говорит, что речь должна идти не о случайных кораблях, заброшенных через океан бурей или попутным ветром, а о тщательно подготовленных экспедициях колонистов, почему-либо сбившихся с пути. А может, даже не о сбившихся, а, как Колумб, теоретически представлявших, куда идти?

По-видимому, перед мореплавателями доколумбовых эпох действительно стояло не больше психологических преград странствию через открытый океан, чем перед испанскими конкистадорами. Наоборот, убеждение в том, что Земля плоская, позволяло чувствовать себя уверенно: плыть килем кверху и ходить вверх тормашками не придётся! Гораздо больше проблем могло возникнуть в другом — при контакте с людьми по ту сторону океана. То, как древние решали эти проблемы, имело более важное значение для культурного развития человечества, чем любые их представления о геометрической форме нашей планеты.

Мирное сотрудничество и насилие в отношениях между народами идут бок о бок, и было бы неверно абсолютизировать роль того или другого в истории человечества. Но очень интересно понять, как могли развиваться контакты между расами и цивилизациями в далёком прошлом. Ведь, подобно снегу, который грекам гомеровского времени представлялся разным по природе в зависимости от места, для древних не существовало понятия «человечество» вообще, в целом. Недаром в языках многих народов мира (в том числе наших марийцев, мордвы, удмуртов, манси и др.) слово «человек» («мужчина») тождественно самоназванию народа. Это означает, что все прочие народы автоматически как бы выключались из понятия «люди».

Конрад Лоренц пишет по этому вопросу: «Первые настоящие люди, каких мы знаем из доисторических эпох… вели себя почти так же, как некоторые ещё и сегодня живущие племена, например, папуасы центральной Новой Гвинеи. У них каждое из крошечных селений находится в постоянном состоянии войны с соседями, в отношениях взаимной умеренной охоты за головами. “Умеренность”… состоит в том, что… лишь при оказии, случайно встретив на границе своей области какую-нибудь старуху или пару детей, “зовут с собой” их головы». Это предполагает, что внутри каждой такой группы, находящейся в состоянии перманентной смертельной вражды со всеми остальными, царит всеобщее братство, чуть ли не идиллия по нынешним меркам: «Все мужчины неизбежно должны стать побратимами; они — друзья в самом настоящем смысле слова, каждый не раз спасал другому жизнь. И хотя между ними возможно какое-то соперничество… оно неизбежно отходит на задний план перед постоянной необходимостью вместе защищаться от враждебных соседей».