тогда иметь дело. Отряды Братства редко ночуют в одном месте дважды. Мы все время в пути. Постоянно затеваем что-нибудь или убегаем от чего-то. В таком мире нет места ребенку.

– Если не считать того, у кого есть дом и постоянный доход, кто способен дать ей кров, – заметил я.

Взгляд у Сьюзен сделался жестче.

– Сколько людей из твоего окружения погибло, а, Гарри? А сколько ранено? – Она запустила пальцы в волосы. – Ради бога. Ты сам только что сказал, что твой дом подвергался нападению. Скажи, тебе было бы легче, если бы у тебя на руках оказался еще и младенец, требующий ухода?

– Боюсь, этого мы уже не узнаем, – ответил я.

– Я понимаю. – Голос ее вдруг зазвенел от напряжения. – Господи, неужели ты думаешь, я сама не хотела стать частью ее жизни? Я реву каждый раз перед сном – если вообще могу уснуть. Но, в конце концов, я не могла предложить ей ничего, кроме жизни в бегах. А ты – ничего, кроме жизни в осаде.

Я молча смотрел на нее.

Мне было нечего возразить.

– Поэтому я сделала единственное, что могла сделать, – продолжала она. – Нашла для нее дом. Вдали от войны. Где она могла бы нормально жить. Где ее любили.

– Но мне про это не сказала.

– Если бы Красная Коллегия узнала про мою дочь, они использовали бы ее против меня. Либо для шантажа, либо просто из мести. Чем меньше людей знало бы о ее существовании, тем меньше ей грозило бы. Я не говорила тебе о ней, хоть и понимала, что это неправильно. Хоть и понимала, что тебя это приведет в бешенство… еще и из-за твоего собственного детства. – Она подалась вперед, и глаза ее горели почти тем же жаром, что и слова, которые она произносила. – И я совершила бы вещи в тысячу раз худшие, если бы это могло лучше ее защитить.

Я отхлебнул еще немного колы.

– Итак, – сказал я, – ты скрывала ее от меня, чтобы ей меньше грозило. И ты отослала ее на воспитание к чужим людям, чтобы ей меньше грозило. – Буря во мне разгоралась все сильнее, начиная прорываться в голос. – И как, помогло?

Глаза у Сьюзен вспыхнули. На коже начали проступать красные завитки, похожие на татуировку, только выполненную исчезающими чернилами: у Братства это служит подобием индикатора настроения. Завитки покрывали у нее пол-лица и шею.

– Братство шантажируют, – произнесла она резко. – Графиня Арианна из Красной Коллегии каким-то образом узнала о ней и захватила ее. Тебе знакомо это имя?

– Угу, – буркнул я, стараясь не обращать внимания на то, как похолодела во мне кровь при упоминании этого имени. – Вдова графа Ортеги. Она поклялась отомстить мне – помнится, однажды даже пыталась купить меня на eBay.

Сьюзен изумленно моргнула:

– Как это?.. Хотя ладно, не бери в голову. Наши информаторы в Коллегии говорят, она задумала для Мэгги что-то особенное. Нам необходимо вернуть ее.

Я сделал еще один медленный вдох и на мгновение закрыл глаза.

– Мэгги, говоришь?

– В память о твоей матери, – прошептала Сьюзен. – Маргарет-Анжелика. – Я услышал, как она роется в кармане. – Вот.

Я открыл глаза и увидел маленькую, чуть больше паспортной, фотографию темноглазой девочки лет пяти. В розовом платье, с фиолетовыми лентами в темных волосах. Девочка смотрела с широкой, заразительной улыбкой. Какая-то спокойная, отстраненная часть меня запомнила это лицо на случай, если мне понадобится узнать его. Остальная часть старалась не вглядываться в него и думать об изображении как о простом, ничего особенного не означающем сочетании бумаги и принтерных чернил.

– Это двухлетней давности, – тихо пояснила Сьюзен. – Более поздних у меня нет. – Она прикусила губу и протянула фотографию мне.

– Оставь себе, – так же тихо сказал я.

Она убрала фотографию. Красные знаки на коже бледнели.

Я устало потер глаза.

– Ладно, – сказал я. – Нам пока придется забыть о твоем решении удалить меня из ее жизни. Потому что собачиться сейчас из-за этого нет смысла, а единственный шанс на ее спасение – если мы будем действовать вместе. Договорились?

Сьюзен кивнула.

Следующие слова я процедил сквозь зубы:

– Но я ничего не забыл. И не забуду. Потом рассчитаемся. Ты поняла?

– Да, – прошептала она. И подняла на меня взгляд своих огромных глаз, в которых блестели слезы. – Я не хотела делать тебе больно. Или ей. Я только…

– Нет, – перебил я. – Поздно. Мы просто теряем время, которого и так мало.

Сьюзен резко отвернулась от меня к камину и закрыла глаза. Когда она открыла их, уже снова контролировала выражение своего лица.

– Хорошо, – произнесла она. – В качестве первого шага у нас есть несколько вариантов действий.

– Например?

– Дипломатия, – ответила она. – Я кое-что о тебе слышала. Половина, скорее всего, вранье, но я знаю, что у тебя есть кое-какие связи. Если нас поддержит достаточное количество членов Совета, нам, возможно, и удалось бы вернуть ее без инцидентов.

Я фыркнул:

– Или?

– Предложить Красному Королю репарации в обмен на жизнь ребенка. У него в этом деле нет личной заинтересованности, и он выше Арианны по статусу. Дать ему взятку побольше, и ей придется отпустить Мэгги.

– Вниз с крыши, – буркнул я.

Сьюзен пристально посмотрела на меня:

– А что, по-твоему, нам делать?

Я почувствовал, как мои губы изображают что-то, возможно, не слишком похожее на улыбку. Буря угнездилась уже в областях, окружающих мое сердце, а вихри ее подбирались к горлу. Прошло, наверное, добрых десять секунд, прежде чем я смог заговорить, да и тогда голос мой смахивал скорее на рычание.

– Что делать? – переспросил я. – Красные похитили нашу девочку. Черта с два они дождутся за это какой-либо платы.

В ответ глаза у Сьюзен вспыхнули жарким, жутким голодом.

– Мы найдем Мэгги, – продолжал я. – Мы отобьем ее у них. И мы убьем всякого, кто встанет у нас на пути.

Сьюзен поежилась, и из глаз ее хлынули слезы. Она низко наклонила голову и всхлипнула. Потом протянула руку и коснулась пальцами моей левой руки, все еще покрытой жуткими шрамами. Опустила взгляд на ожоги, сочувственно поморщилась и начала отводить руку.

Я поймал ее пальцы и крепко сжал. Она отозвалась таким же пожатием. Долгую секунду мы молча держались за руки.

– Спасибо, – прошептала она. Ладонь ее дрожала в моих пальцах. – Спасибо, Гарри.

Я кивнул. Я собирался сказать что-то такое, что успокоило бы ее, и при этом сохранить отстраненность, но тепло ее руки оказалось сильнее. Не обращать на него внимания я не мог. Я был в ярости на Сьюзен – в такой ярости, испытывать которую можно только тогда, когда