«Панама. Я в Панаме». Я повторяю это про себя, но снова безрезультатно.

Смотрю на свои руки, на одной из которых закреплен порт капельницы, и провожу большим пальцем по указательному пальцу. Тот, который, по его словам, был недавно сломан. Паника нарастает во мне, поднимаясь все выше и выше.

Бип-бип-бип-бип! Звук прибора, очевидно, контролирующего мой пульс, эхом отдается в комнате, и мое сердце бешено стучит в груди.

— Эй!

Голос доктора Кинга пробивается сквозь мое беспокойство. Встречаюсь с его глазами.

— Вы не сделаете себе ничего хорошего, если будете волноваться.

По моей щеке скатывается слеза. Я зажмуриваюсь от приступа стыда, вызванного этим маленьким проявлением слабости.

«Ты сильная и храбрая». Эти слова мелькают у меня в голове, звучат чужеродно и в то же время как-то знакомо. Подавив желание позволить слезам вырваться наружу, я делаю вдох и вздрагиваю от жгучей боли в левом боку.

Доктор поднимается, пристально глядя на меня.

— Я могу увеличить Вам дозу обезболивающего…

— Нет. — Это слово слетает с моих губ автоматически, как будто из памяти, к которой я не могу обратиться.

«Дыши через боль».

— При всем уважении, доктор, я бы не хотела быть бессвязной в… состоянии, в котором я нахожусь.

Уязвимость окутывает меня удушающе толстым слоем, и комок беспокойства подкатывает к моему горлу.

— Как я здесь оказалась?

— Я совершал свой обычный обход перед наступлением ночи и нашел Вас выброшенной на берег.

Тревога охватывает меня. «Какого черта?»

— Поначалу Ваш пульс был очень слабым, но я принес Вас сюда и сделал все возможное, чтобы подлатать.

В голове у меня все переворачивается, так как меня охватывает смятение по поводу моей нынешней ситуации. Внезапно меня осеняет мысль.

— Вы обращались в полицию?

Доктор продолжает пристально смотреть на меня, предположительно оценивая мое эмоциональное и психическое состояние.

— У меня есть сомнения по поводу обращения к властям, потому что, буду с Вами откровенен…

Миллисекундная пауза подчеркивает его ответ, взгляд доктора становится более напряженным.

— Ваши травмы соответствуют травмам человека, связавшегося с недоброй стороной закона. А здешняя полиция не всегда контролирует территорию. Я знаю нескольких хороших полицейских, которые не берут взяток, но их все равно меньшинство, и это не всегда лучший путь.

Разжав пальцы, он упирается ладонями в согнутые колени, при этом вращающийся табурет издает слабый скрип при легком движении.

— Другая проблема — возможность того, что тот, кто это сделал, все еще ищет Вас. — Он позволяет своим словам повиснуть между нами, и они полны ужасающих возможностей.

Я слежу за ходом его мыслей, и хотя мой голос остается серьезным, страх закручивается внутри меня в тугой узел:

— И, если мы расскажем полиции — даже если они хорошие — и это дойдет до тех, кто действует незаконно, это может привести того, кто это сделал, прямиком сюда.

Этот человек уже спас мне жизнь. Я, конечно, не могу отплатить ему тем, что приведу к его двери все то дерьмо, в которое была втянута.

— Но я оставляю это на Ваше усмотрение, — добавляет доктор Кинг. — В конечном счете, это Ваше решение, хотите ли Вы, чтобы я связался с властями.

Выражение его лица остается бесстрастным, но глаза остры, как лазер. У меня создается впечатление, что этот человек внимательно слушает мои ответы и читает выражение моего лица, чтобы оценить мои мысли.

Однако мне не нужно сомневаться в своих силах. Мне определенно точно не хочется, чтобы он предупреждал полицию — по крайней мере, пока не получу более четкого представления о своих обстоятельствах. И я лучше представлю себе весь риск, связанный с этим.

— Нет. Пожалуйста, не связывайтесь с ними. — Мой ответ ясен и лаконичен. Это единственное, в чем я уверена.

В голове проносится нить паники, когда я прокручиваю в голове ужасную реальность моей ситуации.

— Вернется ли ко мне память?

Доктор медленно выдыхает, слегка прищурив глаза, словно пытаясь сформировать лучший ответ, который не отправит меня в еще большую панику и тревогу.

— С травмами головы невозможно сказать наверняка. Лучшее, что можно сделать, это принимать это день за днем. Будьте терпеливы. Разум устойчив.

Засунув пальцы под простыню и слегка сдвинув ноги, я тут же благодарю за возможность двигать конечностями, даже если это причиняет некоторую боль. Именно сейчас я замечаю кое-что еще, на что сначала не обратила внимания.

Я вздрагиваю.

— У меня есть катетер?

— Я решил, что так будет лучше, учитывая степень Ваших травм и то, как долго Вы были без сознания. — Мужчина делает небольшую паузу. — Как только Вы почувствуете себя достаточно хорошо, чтобы двигаться без сильной боли, мы его удалим.

Его взгляд обладает странным противоречием: он одновременно нервирует и действует как уникальная ласка. Золотистые искорки смягчают его строгие карие глаза, а темная щетина покрывает его челюсть, добавляя ему неоспоримой привлекательности.

Когда я отвожу взгляд, мое внимание останавливается на моих руках, прослеживая капельницу, затем манжету на кончике пальца, контролирующую мой пульс. Внезапно меня поражает вид моей голой левой руки. Прежде чем я успеваю озвучить свой вопрос, доктор Кинг отвечает мне.

— У Вас не было ни документов, ни украшений — ни обручального кольца, ни каких-либо других татуировок, которые можно было бы идентифицировать. Я проверял заявления о пропаже людей, но ничего не совпало с Вашим описанием.

В моем сознании царит замешательство, на меня обрушиваются вопросы, на которые у меня нет ответов.

«Кто мог так поступить со мной? Что, черт возьми, произошло? Неужели меня никто не ищет?»

Крик разочарования подступает к моему горлу, требуя вырваться на свободу, но я делаю все возможное, чтобы заглушить его.

Поэтому делаю неглубокий вдох, помня о своих ребрах. Меня все равно пронзает копьем боли, но я решительно сжимаю челюсть. Внутренне я знаю, что я — сильная и как-нибудь справлюсь с этим.

— Мне жаль. — Я поднимаю взгляд на доктора Кинга.

В его глазах мелькает удивление.

— За что?

Моя гордость может чувствовать себя такой же израненной, как и мое тело, но моя благодарность все же должна быть озвучена.

— За то, что доставила Вам столько хлопот.

Доктор крепко сжимает челюсть, и я думаю, не интерпретирует ли он мои слова как оскорбление.

— Это моя работа — заботиться о людях.

Затем, быстро вернувшись к нашему разговору, он говорит:

— Я продолжу проверять объявления о пропавших людях, чтобы посмотреть, не появится ли что-нибудь, что соответствует Вашему описанию.

— Спасибо.

Я перекладываю голову на подушку, замечая то, чего не замечала раньше. Когда осторожно тянусь к голове, мои ребра протестующе