наслаждений и страданий нам доставляют органы пищеварения, более всего страдания — поражения кожи и меньше всего страданий — недеятельность органов высших чувств. Бездеятельность органов пищеварения ведет к смерти; организм, не получающий воды, поражается процессами умирания, потому что должен жить на счет собственной влаги, вследствие чего ткани, отдающие воду, умирают; сперва умирают одни ткани, потом другие, и наконец животное среди жесточайших страданий погибает. Один участник Ахал-Текинской экспедиции Скобелева рассказывал мне, что питье чая для него было просто „райское блаженство“, интенсивность которого не может себе представить тот, кто не испытывал жажды в этой сухой, знойной области; чай оживлял, возвращал к жизни полумертвых от недостатка влаги офицеров и солдат. Вполне понятно, что это быстро наступающее усиление процессов жизни и прекращение процессов разложения или смерти должно доставить величайшее блаженство. Едва-ли нужно доказывать, что деятельность органов пищеварения доставляет нам наибольшую сумму наслаждений и страданий. Из за чего работают, выбиваются из сил, совершают всевозможные гадости почти все люди — из-за пищи; почти единственный мотив всей деятельности животных — еда. Высшие животные и человек очень скоро погибают без пищи и потому часто испытывают страдания при недостатке пищи и удовольствие при насыщении; соответственно страданию и наслаждению в организме происходят то процессы умирания, то процессы жизни в зависимости от его питания.

Убедительным доказательством того, что страдание пропорционально интенсивности процессов смерти, точно показывает преобладание смерти над жизнью, служит тот факт, что ожог кожи причиняет самые мучительные страдания. Этот факт был известен людям несколько тысячелетий тому назад, и в древности, чтобы причинить самые ужасные мучения, врагов бросали в кипящее масло или сдирали с живых кожу. Казалось-бы, что ожог, уничтожающий кожу, или снятие кожи вовсе не столь ужасная вещь; ведь вырезать печень или отрезать руки или ноги — это еще более грубое нарушение целости организма, однако самые жестокие народы предпочитали сдирать кожу, варить или жечь своих врагов; люди не могли найти более мучительной казни11. Только современная патология объяснила нам, почему ожоги и сдирание кожи так мучительны; ожог, даже легкий, двух третей кожи, а равно сдирание кожи ведет безусловно к смерти; человеку, как это доказала современная хирургия, можно вырезать печень, селезенку, почку — и он может остаться в живых; собака может жить без головного мозга, как это доказал Гольц, но погибает от ожогов и если у ней сдирают кожу. Патология объясняет нам это странное, повидимому, явление, и только теперь мы можем оценить по достоинству изобретательность древних семитов12. Когда человека жгли или с него сдирали кожу, он уже умирал, т. е. начиналась смерть; он не мог перенести этой операции, он безусловно обрекался на смерть. Большая разница между борьбой жизни и смерти, напр., при тифе, когда исход еще не предрешен и кроме того сознание помрачено, и ожогом, с момента которого наступило умирание, неизбежно побеждающее жизнь. В сущности нет ни одной безусловно смертельной болезни; только ожог и потеря кожи безусловно ведут к смерти, и потому начавшаяся с момента ожога смерть вызывает самое ужасное страдание. Я уже говорил, что поражение, оболочек спинного и головного мозга крайне мучительно: человек не может жить без головного и спинного мозга.

Повидимому, опровержением всей теории может служить всем известный факт, что смертельная потеря крови не сопровождается страданием; однако нет ничего удивительного, что, так как от потери крови прекращается деятельность головного мозга, смерть наступает без страдания. По той же причине кратковременны страдания при задушении. По той-же причине некоторые яды не причиняют страдания, несмотря на их вредное для организма действие. Алкоголь и морфий вначале доставляют большие наслаждения; алкоголик и морфинист могут целые годы наслаждаться употреблением этих ядов, потому что они, говоря вообще, уменьшают восприимчивость головного мозга, который под действием морфия и алкоголя не воспринимает тех процессов смерти, которые вызываются этими ядами. Lotze13 вполне справедливо сравнивал чувствования с термометром: как термометр показывает состояние температуры, степень тепла и холода, так и чувствования соответствуют состоянию организма, его деятельности; как термометр показывает состояние температуры только в настоящем, так и чувствование указывает на состояние организма в данный момент; термометр не предсказывает будущего, тоже и чувствования; сладкий яд может быть приятным, пока не наступит его вредное действие. Можно добавить, что чувствования это термометр для головного мозга, т. е. сознания, и если сознание под влиянием потери крови, морфия и т. п. не замечает падения температуры, то это только счастье для человека и животных.

Я не задавался целью привести все доказательства того, и что страдание соответствует процессам смерти, а удовольствие-процессам жизни, так как в учебниках психологии достаточно подробно изложено учение о происхождении чувствований. В этом журнале, в прекрасной работе проф. Смирнова „Психологические и физиологические основания современной эстетики“ достаточно подробно разобран этот вопрос. Я хотел только несколькими примерами из области медицины подкрепить мой вывод о соответствии между чувствованиями — с одной стороны и жизнью и смертью — с другой. Все наше сознательное существование есть смена и борьба жизни и смерти, смена удовольствия и страдания; жизнь и смерть в организме, удовольствие и страдание в сознании — вот в чем состоит наше существование.

III.

История и собственный опыт учат нас, что половые наслаждения могут быть в высшей степени интенсивны. Любовь может быть сильнее и смерти и жизни, в этом смысле я всегда восторгался известным рассказом Тургенева „Песнь торжествующей любви“.

Переходя к научному объяснению половых наслаждений и страданий, психологи и биологи одинаково прибегают к ничего необъясняющим понятиям: „половой инстинкт“, „инстинкт сохранения рода“; будто бы человеку и животным дан инстинкт сохранения рода. Остается неясным, что такое инстинкт и как это он дан человеку? Едва ли нужно доказывать, что эти понятия — остатки прежнего телеологического миросозерцания, произвольно навязывавшего природе цели, имеющие значение в глазах человека. Так просто и ясно: животным дан, „половой инстинкт“, „инстинкт самосохранения“ для того, чтобы род не прекращался.

Переходя к научному объяснению, т. е. к сведению явлений на ряд простейших законов, мы должны повторить, что все живое стремится к наслаждению, т. е. к жизни; таков закон жизни, и животные, а в том числе и человек, потому жертвуют для половых наслаждений почти всем и даже жизнью, что половые наслаждения могут после долгого полового воздержания быть сильнее всех наслаждений, вызываемых жизнью, и даже почти уравновешивать страдания, вызываемые смертью. Если-бы половые наслаждения были мало интенсивны, то животные и человек удовлетворяли-бы свои половые желания только тогда, когда это не