Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дверь позади меня открывается, и я падаю назад с такой силой, что ударяюсь головой о кафель. Застонав, поднимаю голову и вижу Аарона и какую-то брюнетку, смотрящих на меня сверху вниз.
— Вау, ты в порядке? — спрашивает женщина и протягивает руку, чтобы помочь мне подняться.
— В порядке, — стону я, избегая ее руки, и поднимаясь на ноги.
— С ней все в порядке. Лиллиан просто неуклюжая. И привыкла причинять себе боль. — Аарон подмигивает мне, затем обнимает женщину за плечи. — Пойдем. Я провожу тебя вниз.
Я отхожу в сторону, чтобы они могли пройти, а затем проскальзываю в нашу студию. В тусклом свете вижу аккуратно заправленную двухместную кровать моего брата, ни одной смятой простыни или смятой подушки. Мой взгляд переходит на диван-кровать — мою кровать — и одеялам, лежащим там в беспорядке.
— О, да ладно.
Я бросаю сумочку и снимаю туфли, затем принимаюсь за разборку постели. Проклинаю своего брата, его обаяние, его глупое либидо и его полное неуважение к границам. Брызгаю «Лизолом» на матрас, когда он возвращается.
Он захлопывает дверь.
— Спасибо за кайфолом, Лил.
— Ты занимался с ней сексом в моей постели! — Я наношу второй слой антисептика.
За стуком его ботинок о пол следует скрип пружин кровати и вздох.
— Как прошла вечеринка?
Я закрываю глаза от воспоминаний, которые вызывает его вопрос — мой босс, разбитая губа и удар по яйцам, ярость в его глазах. Вся эта ситуация была внетелесным переживанием. Когда он подошел ко мне, и я увидела пятно на его рубашке, за которое ответственна, все, что я слышала, были его оскорбления. Его жестокость. Отвечай, не реагируй. Если бы только у меня было больше контроля над различием между этими двумя понятиями. Я отреагировала. Очень сильно.
— Ужасно. Наверное, худший вечер в моей жизни. Спасибо, что спросил.
— Хуже, чем та, когда ты потеряла ключи, вызвала слесаря, сменила замки, а потом нашла ключи в кармане?
Я расстилаю свежие полотенца на матрасе.
— Ты ведь не пользовался моей подушкой?
— Или тот случай, когда ты оставила машину работающей на ночь, а на следующий день тебе пришлось идти в школу пешком, потому что кончился бензин?
— Ты испачкал все простыни? — Осматриваюсь вокруг и вижу только те, которые я бросила на пол.
— Господи, ты ведешь себя так, будто у нас чума.
Я пристально смотрю на него через небольшое пространство.
— Извини меня за то, что не хочу спать в твоих сексуальных соках. В следующий раз делай это в своей постели.
— Сексуальные соки. — Он смеется. — Это забавно.
— Не могу дождаться, когда у меня будет собственное жилье, — бормочу я, доставая спортивные штаны и толстовку из корзины с чистым бельем, которое я еще не успела убрать. — Или, по крайней мере, жилье с настоящей спальней.
Он сонно хмыкает в знак согласия.
Я запираюсь в крошечной ванной комнате, снимаю пальто, платье и стираю макияж. Чтобы убрать енотовые глаза, требуется дополнительное средство для снятия макияжа, а когда выбрасываю салфетки, то вижу в мусорном ведре выброшенную обертку от презерватива. Для пущей убедительности брызгаю в мусорное ведро «Лизолом».
После того, как убеждаюсь, что входная дверь заперта, проверяю духовку, что она выключена, я заползаю на застеленную полотенцем кровать.
— Аарон?
— Спи.
— Думаешь, это ошибка, что мы не поедем домой на Рождество?
— Лили… — стонет он, как бы говоря: «Ну вот, опять». — Нет.
— Но…
— Заткнись, Лил.
— Это может быть последний праздник для папы.
— Он говорит это последние пять лет.
— А вдруг в этом году…
— Лиллиан!
Я поджимаю губы.
— У папы ХОБЛ3, а не рак легких. А теперь спи.
Больше никаких разговоров. В тишине мои мысли возвращаются к сегодняшнему вечеру и его катастрофическому концу. Мне нужно найти способ увидеться с Хейсом и попросить прощения, прежде чем он сможет меня уволить. Да кого я обманываю? Я бы уволила меня! Есть ли оправдание тому, что я сделала? Нет. И я не могу рассчитывать на его добрый характер и милосердие, потому что Бог знает, что у него нет ни того, ни другого.
Я сама вырыла себе могилу. Чертовски круто.
ГЛАВА 2
Лиллиан
— Я ухожу.
Я замираю на середине глотка кофе и наблюдаю за Аароном, который одной рукой запихивает бумажник в карман, а другой засовывает в рот купленный в магазине черничный маффин.
— Что значит, уходишь? Это же Рождество. — Куда может пойти человек один в рождественское утро?
Он надевает зимнее пальто, проводит рукой по своим слишком длинным светлым волосам, затем натягивает на голову шапку.
— Не хочу быть здесь, когда ты будешь разговаривать с мамой и папой.
Мой пульс набирает обороты, уже под воздействием кофеина.
— Ты не можешь оставить меня разбираться с ними в одиночку.
Брат целует меня в лоб.
— Конечно, могу.
— Аарон! — кричу ему в спину как раз перед тем, как дверь закрывается.
Откидываю голову назад и смотрю в потолок. Они захотят поговорить с ним. Будут спрашивать, где он. Аарон тот, кого они всегда ждут, кем хвастаются перед друзьями. Именно от него родители ждут внуков, спрашивая что-то вроде: «Когда ты остепенишься с хорошей девушкой?» Мне же они говорят что-то вроде: «Не ставь слишком высокую планку, иначе навсегда останешься одна» и «Не все женщины созданы для того, чтобы быть матерями». Аарон выигрывает трофеи. Я получаю награды за участие. Даже если бы сказала родителям правду, что Аарон ушел, потому что не хотел с ними разговаривать, они бы списали это на его независимость, самостоятельность и целеустремленность. В их глазах этот парень не может поступить плохо.
Я сижу за крошечным кухонным столом и перевешиваю малюсенькие украшения на нашей настольной елке. Я купила елку в дорогом мебельном магазине на Лексингтон-авеню. Потратила на нее слишком много денег, но разве можно назначить цену за рождественское настроение?
Звонит мой телефон. Ищу его, но его нет там, где я его оставила. Следую за звуком. Звук, кажется, тоже движется. Я проверяю кухню. Диван. Под диваном. Ванную. Телефон перестает звонить. Я закрываю глаза и жду, потому что если это мама и папа, то они сейчас перезвонят… Ах-ха! Он звонит снова. Я иду на кухню. Проверяю холодильник. Кладовку. Ящик для