комбик. Помню только, под вечер мы в полном составе погрузились в кадиллак папаши Дуга и поехали на студию, а Лэнни всю дорогу повторял: «Народ, ущипните меня за задницу, это бомба!»

***

Кстати, ровно через неделю бандероль с нашей пластинкой вернулась обратно. С пометкой, что по указанному адресу никакой Питер Фэйк в Беверли Хиллз не проживает.

***

– Майк, ты понимаешь, что для того, чтобы поменять хоть одну позицию в Топ-500 нужна не просто особая причина, а экстраординарная? – спросил главный.

– Джефри, можно подумать, ты меня плохо знаешь.

Разговор происходил в октябре 20… года в офисе одного из солиднейших музыкальных журналов.

– Ладно, выкладывай, что у тебя там.

– Собственно, вот. – Майк протянул главному диск-сорокапятку в конверте из крафт-бумаги. Мой приятель недавно купил дом в Калифорнии и обнаружил на чердаке целый склад винтажного винила. Лет шестьдесят назад там была студия.

– Холмы и долины!? – главный, наконец, обратил внимание на этикетку. – Народная песня в исполнении Люси Литлбёрд? Майк, ты рехнулся?

– Переверни.

Главный недоверчиво перевернул диск и прочел: «Рок-группа «Спаржа восприятия»: «Неверлэнд». Сл. Д. Санчес, муз. Дж. Хамбэкер».

– Гаражный рок?

– Вроде того. Вот, я оцифровал, – Майк протянул ему флэшку. – Слушай.

– Окей, – вздохнул главный. Без особого энтузиазма подсоединил флешку к компьютеру…       Ровно четыре минуты спустя он сказал:

– Проваливай, Майк, мне надо подумать.

– Само собой, Джефри. – Таким своего шефа журналист, кажется, еще никогда не видел. То, что он был не в себе – пожалуй, слишком мягко сказано…

Минуты три главный сидел неподвижно, обхватив голову руками, а потом отыскал в компьютере файл «500 лучших рок-песен всех времен и народов». Открыл его и долго смотрел на самую первую строчку: «1. Боб Дилан: «Like a Rolling Stone»». Наконец, стер ее и напечатал: «1. Спаржа восприятия: «Neverland»».

13 янв. 2018

ШОУ ПРОДОЛЖАЕТСЯ

Свет боковых прожекторов и белых плафонов рампы слегка резал глаза. Сзади были плюшевые пунцовые кулисы и ламбрекен с золотыми кистями. Впереди – черный провал, насыщенный электричеством. Разглядеть хоть что-то перед собой она не могла, но знала: эта многоглазая темнота внимательно следит за ней. Ловит каждое ее слово. Каждое движение. Вера – девушка лет двадцати, с жестким ежиком черных волос на голове, в белой майке с надписью «I don’t know», в кедах и вытертых до дыр джинсах, стояла на залитой огнями эстраде. Она читала стихи:

Вверх-вниз. Это декаданс. Карниз. Небу реверанс.

Добрый Паяц с Коломбиной в желтом софите луны

Танцуют танго. Они вновь влюблены.

Это сильней кокаина. Это проклятье весны,

Мой бледный ангел!

Их цирк давеча сгорел. Никто в нем не уцелел.

Это покончил с собою злой неврастеник Пьеро,

Любивший пиво и унылый пост-рок,

Считавший ее женою… О, как же все это нескро-

мно и некрасиво!

Никто их не отпоет. На гроб слезы не прольет.

Только серебряный пудель будет скулить при луне

И это танго словно крик о весне –

Им утешением будет в адском веселом огне,

Мой бледный ангел!

Вера замолчала. Поклонилась. В ту же секунду электрический сумрак перед ней взорвался грохотом аплодисментов: как будто кто-то нажал кнопку и включил аудиозапись. Мигнув тусклыми угольками, плафоны в зале начали медленно наливаться желтоватым светом. Из темноты выплывали смазанные пятна лиц, фигур, и скоро девушка увидела их. Зрители сидели за круглыми столиками. Мужчины были во фраках и цилиндрах, женщины в вечерних платьях. Белели пластроны, сверкали бриллиантовые колье, переливались разноцветные боа и плюмажи. Публика курила сигары, сигареты в длинных тонких мундштуках, пила коньяк и шампанское. Кроме любви к стилю ретро, у всех этих людей было и еще кое-что общее: возраст. Вере показалось, что каждому из них на вид не меньше тридцати, но не больше сорока.

– Браво! – слышалось со всех сторон. – Браво, Вера!

– Не правда ли, она далеко пойдет?

– Да, она подает большие надежды!

– А по мне, так полная нелепица и дурной тон. Как, впрочем, и ее манера одеваться!

– С чего вы это взяли? Времена же меняются! Долой предрассудки!

– Хотите сказать, и у нас?..

– Вера, идите сюда! – помахал цилиндром тощий как скелет, белогрудый красавец с тонкими усиками. Он кого-то напоминал девушке. Не-то киноактера тридцатых годов, не-то прапрадедушку из семейного альбома. Она кивнула и спустилась с эстрады в зал.

– Добро пожаловать в наш закрытый поэтический клуб, – широко улыбнулся тощий франт, обнажив два ряда безукоризненных белых зубов. – Надеюсь, вы будете заглядывать к нам почаще.

– По-моему, это не от меня зависит, – начала Вера и вдруг с удивлением вспомнила, что ни разу в жизни не писала стихов. – Кстати, почему вы называете меня Верой? Я… –

Она не успела договорить. Собеседник увидел, как фигура девушки тускнеет, подергиваясь крупной серой рябью, будто на экране ненастроенного телевизора. Вера исказилась, истончилась и неяркой белой вспышкой растаяла в воздухе.

– Ну вот, проснулась… – вздохнул тощий прапрадедушка.

– Вечно у них так, – сидевшая рядом дама, поднесла к накрашенным губам эбонитовый мундштук и выпустила струю сизого дыма. – Одно слово – молодежь.

– У этих современных людей сплошные проблемы со сном, – констатировал их сосед, блеснув стеклышком монокля. – Стрессы, знаете ли, нервы, безбожный ритм жизни…

Публика лениво потягивала напитки, переговаривалась. Зрители ждали второго отделения, а кое-кто успел даже задремать в своем уютном кресле. И тут громко хлопнули резные, с тусклой позолотой, двери зала. Все невольно обернулись назад:

– Я не опоздала? – женщина в не глаженном красном платье дышала громко и тяжело. Она была без макияжа, без туфель, растрепанные рыжие волосы торчали как пакля в разные стороны. – Моя внучка сегодня… выступает…

– В таком виде на представление?!

– Mon Dieu!

– Да я себе такого даже на том свете не позволяла!

– Право, до чего у нас распустились некоторые, – зашикали на нее.

– Я просто… очень… спешила.

– А, это вы, голубушка Елизавета Федоровна! – узнал ее прапрадедушка. – Увы, опять опоздали. Вы же знаете этих живых – спят крайне неаккуратно, из рук вон плохо. Присядьте, выпейте вина. Сейчас будет второе отделение, – он заглянул в лежащую перед ним газету. – Ба! Новый боевик! Остросюжетная фильма, как маленький мальчик убегает от подкроватных чудовищ – в двух сериях!

Женщина молча подошла к столику прадедушки и опустилась в одно из свободных кресел: «И то верно», – подумала она. В памяти всплыл недавний разговор с одним знакомым профессором: «Дорогуша, ничегошеньки из того, что происходит на самом деле, они во сне не видят. Вместо этого мозг подсовывает им картинки. Так что бросьте, она вас все равно не узнает. Скажите спасибо, что, хотя бы