– На, тля! – заорал я.

– Душара! – провопил мне в ответ Пятно.

А Лысый, пытаясь стащить веревку-удавку с шеи, бессвязно хрипел. Этот хрип напомнил мне шипение старого патефона.

Сколько времени заняла эта бестолковая борьба? Минуты четыре? Вспышка боли пронзила грудь и прокатилась по всему моему телу. Я слегка ослабил хватку, уже почти ничего не соображая от боли. Лысый дернулся в сторону и, потащив веревку из моих рук, завалился ближе к стене.

Пятно вдруг замер.

– Какого черта вы тут творите? – раздался голос Баранова.

От боли я не услышал, как открылась дверь.

– Дверь закрой с той стороны! – попытался рявкнуть Пятно. Не получилась – голос у него был писклявый, как у комара.

Я не лежал без дела – пытался встать. Но при каждом движении ребра входили глубже и глубже, пронзая легкое. По крайней мере, мне так казалось.

– Я тебе рот сейчас закрою! – взъярился Баранов. Вот за что он мне внезапно стал нравиться: за нужным словом он в поисковик не полезет.

– Не мешай духа жизни учить! – продолжал пищать Пятно.

Мелькнула тень – и Баранов смачно приложил «деда». Пятно отлетел и, как пивная пена, осел возле стены с окном.

– Идиоты! Сегодня мое дежурство, и я за него отвечаю! – четко, с металлом в голосе произнес Баранов. Не ожидал я от него такого. Нет, не заступничества, а наличия интеллекта. «Верно мыслит, – сквозь боль подумал я, – его завтра спросят, почему запертый дух побит как собака, укравшая последнюю колбасу».

Баранов похрустел шеей и добавил:

– Свалили отсюда.

Пятно благоразумно промолчал. Лысый что-то пытался сказать, но из его горла вырывался только сдавленный хрип. Дежурный не стал повторять, а начал по одному их выволакивать в коридор. Между тремя старослужащими начался высокоматюкальный разговор с угрозами. Я же обессиленно прислонился к холодной стене.

Голова кружилась, грудь болела. С проникновением ребер в легкие я, конечно, перегнул.

Баранов заглянул, вырвал у меня из рук веревку. Замахнулся ей, но бить не стал.

– Тушканчик, повезло тебе, что я ненадолго отходил, – сказал он.

Логично, вот только он вообще не должен был покидать пост.

– Это им повезло, – произнес я.

Баранов хмыкнул, поражаясь моей наглости, посмотрел на перевернутый стол и, перед тем как закрыть двери, сказал:

– Ужина не будет.

3

Ужин и не понадобился. Меня мутило.

«Сволочь офицерская, – злился я. – Сам, значит, не стал руки пачкать. Логично. Шакалов прислал, чтобы поломали мне характер. Уроды. Нет, все же проведенное с бандитами время наложило на меня отпечаток. Я ведь чуть не задушил Лысого, и мне было плевать, что потом произойдет. Да и полковника надо бы пробить по печени – пусть знает, на кого рыпается».

Мне не нравилось, что случилось, и не нравилась та буря ненависти, которая жгла мне нутро. Нет, там, конечно, еще от ударов Пятна болело, но вот ненависть… Хаотичная. Я ненавидел всех, начиная от начмеда, который засунул меня в Зону. Ненавидел Зону, этот гнойник на теле земли. «Что, мало я на Топях оставил крови? Не наестся все никак, хочет еще ломать судьбы?! Собака женской породы. Мало ей Трофимыча, мало солдатика на блокпосте, мало адептовца, Дельного, Чеса…»

Я со злостью глянул в окошко. Солнце освещало деревья. Верхушка тополя качалась, словно махая мне и предупреждая: не о том думаешь, не на тех злишься.

«Черт. Я становлюсь как урка. Весь мир мне должен, а я ему – ничего. Нет, злость хороша для драки. Без злости я бы сейчас лежал в луже кровавой мочи».

Кроме урки, по Зоне ходил и Дельный – торговец с низкими моральными принцами, но с хорошо работающими мозгами. Для того чтобы продавать наркотики в нашем криминальном мире, надо уметь крутиться. «Что бы сделал он в такой ситуации? – думал я. – Пора звонить родителям, пусть вытаскивают меня из этой выгребной ямы. Нет, не хочу. Беспокоить мать, которая будет плакать, понимая, какое мрачное будущее меня ждет. Отец – простой работник НИИ. Что они сделают? Да ничего. Пора взрослеть. И для начала надо как-то подняться».

Начало холодать. Окрашенная противным зеленым цветом камера напомнила мне Топи. Птичка за окном перестала чирикать, а верхушка тополя словно обиделась на меня и неподвижно застыла. Ветер утих.

Я встал с третьей попытки. По-нормальному не получилось, приходилось изображать пьяного медведя: сначала на бок, потом на четыре конечности и, карабкаясь по стене, как альпинист на тренировке, я поднялся. Голова закружилась. Я медленно направился к перевернутому столу.

– Молодец, хорошо помешал Пятну, – прошептал я, нагнулся, через боль поставил его на ножки, поковылял к кровати.

Скрипнули пружины. Лежать оказалось неудобно, и я сел, примостив под спину по-жлобски тонкую подушку. Начал размышлять.

Мне казалось, я упустил основной момент, что-то важное – как в детективах, какую-то детальку, которая меняет вектор направления. Стараясь вдыхать неглубоко, под свет луны я заснул.

А утром ко мне в гости пожаловал начмед. В повседневной форме: наглаженные брюки, китель с нашивками на рукавах.

Я, недовольно кривя губы от боли, встал. Военное приветствие еще никто не отменял. Вспомнил историю, когда в большом городе патруль остановил девушку-солдатика, и та не отдала вовремя честь. Залет! Она выкрутилась, ответив: «Свою честь я парню отдала», – и, по-озорному козырнув, пошла без замечания. С чувством юмора попался ей патруль.

– Что с лицом, младший сержант Новиков? – сразу задал вопрос начмед.

– Упал с кровати, – ответил я и решил добавить: – Сергей Петрович.

– Раздевайся, – приказал он и начал проводить осмотр.

Заглянул Баранов, четко представился. От его голоса у меня разболелась голова.

– Что надо, Баранов? – устало спросил начмед.

– Да доложить хотел. Чест слово, это не я вашего фельдшера отлупил, – угрюмо доложил он.

– Уверен? – Начмед щупал мои ребра, но крепитации я не слышал: часто при переломах обломки костей при пальпации скрипят, как снег.

– Я ж знаю, с кем можно ссориться, а с кем нет.

– Хочешь мне втереть, что он сам упал с кровати? И так пять раз подряд?

Баранова я понимал – закладывать «дедов» он не хотел.

– Это… Кузьма, скажи, что я ж помог тебе отмахаться, – попросил он вдруг меня.

Начмед оскалился:

– Твоя версия отпала, Новиков. Или тебе Баранов помогал от стола отбиваться?

– Помогал, – ответил я. Хотелось сказать больше, но не при сержанте. Хотя что уже мне было терять?

– Разрешите обратиться?

– Нет, – ответил начмед.