не стоит, за ним, по моей просьбе, установили наблюдение. Меня больше всего интересует, за что они убили твою семью, — обратился он к Павлу. — Кому ты насолил?

Павел пожал плечами.

— Ну кому может насолить простой водитель? Я иногда уезжал на месяц и никогда не переживал за свою семью, городок небольшой, все друг друга знают.

— Ну хорошо, — сказал Ефим. — посмотрите на эти три фотографии, может, кого и узнаете, — он разложил их на стол.

Агния взяла один из снимков, с бумаги на неё смотрело красивое лицо с высокомерным взглядом.

— Я его видела в кабинете прокурора, мне ещё показалось, что это его сын, этот молодой человек без стука ворвался в кабинет, взял графин, налил воды и выпил, потом сел без приглашения на стул и положил ногу на колено. Я наблюдала за прокурором, он нахмурился, но замечание не сделал. Когда меня привезли к реке, я узнала его голос, он у них был за старшего.

— Павел! Так вот откуда пришёл приказ быстро решить твоё дело, — сказал Макарыч. — Начальство приказало передать дело в суд и так всё ясно.

Уже наступила ночь и яркие звёзды рассыпались по небу, лукаво подмигивая, и переливались всеми цветами, тёплый ветер шелестел в кустах, и в ветвях елей, и сосен, ласкал кожу лица, где-то ухала сова, чем вызывала ворчание волка.

— Всем спать, — сказал Павел. — Завтра составим план действия.

Все поднялись и разошлись, чтобы утром решить эту трудную задачу.

Утром, их ждал сытный завтрак, Агния напекла им гренки с яйцами, и они с удовольствием уплетали их.

После завтрака все уселись за стол и, разложив бумаги, стали совещаться. По бумагам Агнии нашёлся свидетель, который в бинокль видел, как из дома Павла вышли двое мужчин. Для них это была уже хоть небольшая, но зацепка.

Макарыч потёр затылок, сказав:

— Надо встретиться с ним и поговорить, но у меня есть ещё кое-какие дела, ты не суйся, сказал он Ефиму, а то спугнёшь.

Ещё посовещавшись, они уехали.

Павел и Агния остались одни, они сидели рядом, и ему хотелось прижать это хрупкое тело. Он уже давно понял, что полюбил её, но он понимал, он простой водитель, а она судья, не пара он ей. Тяжело вздохнув, он поднялся, ушёл в хижину и лёг на топчан, хотя знал, что не уснёт, всю ночь будет думать о своей неудавшейся жизни.

Агния сидела, положив руки на стол, думая свою думу, как бы ей хотелось прижаться к сильному плечу этого парня, уж больно нравился он ей, но она старалась скрывать свои чувства, ещё свежа была его рана.

=========

Макарыч был старый следак, с большим стажем, и, если к нему попало интересное дело, для него не существовало ни дня, ни ночи.

Он встретился со своими друзьями, которые пасли чёрный ЗИЛ, от них он узнал, что сын прокурора ведёт разгульный образ жизни, в ресторанах щедро расплачивается, учится в юридическом институте, вернее, числится, почти туда не ходит, но оценки выставляют хорошие, все боятся его отца-прокурора. Был замечен в двух изнасилованиях двух школьниц, но откупился немалой суммой, в общем, всё ему сходило с рук. Следователь снова обошёл всех соседей, записал их показания.

— А кто живёт в двухэтажном доме на соседней улице? — спросил он у соседки.

Та с готовностью ответила, что там живёт инвалид, воевал в Чечне, на улицу старается не выходить.

Вечером, идя домой усталой походкой, он вдруг почувствовал за собой слежку, по спине прошёл холодок, резко обернувшись, никого не увидел, внимательно осмотрев кусты, пошёл домой.

В почтовом ящике нашёл конверт с белым листом бумаги, с текстом: "Мусорок, не лезь не в своё дело, не успокоишься, мы успокоим, у нас руки длинные, за нами стоят влиятельные люди. Предупреждаем в последний раз."

Макарыч вошёл в квартиру, закрыл двери на ключ. То, что за ним следят уже не вопрос, а факт, узнать бы кто, кто интересуется им, но чутьё опера подавала сигнал тревоги. Он позвонил Ефиму:

— Ко мне нельзя, за мной следят, мне подбросили в ящик бандитскую ксиву с предупреждением. К свидетелю с биноклем пойдёшь ты, он служил в Чечне, найдёте общий язык.

Ефима беспокоило то, что за Макарычем следят, не хотел он подставлять уже далеко не молодого человека.

Гаврилу не спалось, старая пуля, засевшая в бедре со времён Чечни, не давала покоя, ходить было трудно, одна была радость, целый день он сидел в кресле на втором этаже своего старенького дома и смотрел в бинокль военного образца. Много секретов он знал о своих соседях, но дальше этих стен они не выходили, Гаврил умел хранить тайны.

К двухэтажному дому Ефим подошёл, огляделся, постучал в дверь, она была открыта, вынув пистолет, медленно вошёл в дом, обойдя первый этаж, поднялся на второй, хозяин сидел в кресле и смотрел в бинокль, он даже не заметил, как вошёл Ефим.

— Почему не закрываешь дверь, — обратился он к хозяину дома, тот вздрогнул, резко опустил бинокль и повернул голову.

Ефим пристально всматривался в лицо, обросшее щетиной и припорошённой сединой, и что-то знакомое мелькнуло в лице. Хозяин дома закрыл лицо руками и заплакал, он делал это с каким-то надрывом, подвыванием, теперь он знал, что одиночество его кончилось, и командир никогда его не бросит. Ефим подошёл к нему, схватил за кутлатую голову и прижал к груди.

— Я узнал тебя, я вижу, как тебе плохо, почему не написал, не позвонил, ты же знаешь, где я работаю.

Гаврила поднял голову, вытер слёзы тыльной стороной ладони и сказал:

— Командир, у тебя своих забот хватает, тут ещё я калека, я не голодный, люди кое-что приносят, да у меня же пенсия, правда, небольшая, но хватает.

Ефим отвернулся, слёзы стыда жгли его лицо, ком стоял в горле, как он мог забыть своего солдата, он понял, проходят годы, и душонка человека черствеет, война которая не давала спать по ночам, отошла в сторону.

— Как ты меня нашёл? — удивлённо спросил Гаврил, я ведь недавно купил эту развалюху за бесценок, вот одно развлечение — бинокль, стыдно признаться, что вроде подглядываю за чужой жизнью, — он покосился на командира, — осуждаешь меня?

— Нет, надо поговорить, я к тебе по делу, нужна твоя помощь.

Гаврил удивлённо уставился на него.

— От меня, калеки, помощь? — это уже интересно. — ну ладно, пойдём выпьем за друзей наших, за товарищей, кто не вернулся, кого сейчас нет с нами, закусон сейчас организую.

Ефим поднял пакет.

— Я всё принёс