Вдруг откуда-то выскочила собака и попыталась укусить меня за ногу. Здесь ее территория, и нельзя расслабляться. Я чуть в штаны не наложил от страха, однако убегать не стал и давай отбиваться букетом.

С этим белым кобельком у нас война не на жизнь, а на смерть. В прошлый раз я всунул иголку в кусок колбасы и кинул ему. Он тут же проглотил его и, довольный, пролез в дыру под забором. Ну все, думаю, там ты и подохнешь, и я наконец-то спокойно проедусь на своем красном, с никелированными крыльями, «Орленке» мимо твоего проклятого дома. Дня три за мной точно никто не гнался и не пытался укусить. Мне даже стало немного скучно без привычного лая, а потом мама послала меня в магазин за хлебом. Я не удержался и купил на сдачу три бутылки лимонада. Положил в авоську, запрыгнул на велик и радостный помчался домой. И вдруг на меня налетело белое пушечное ядро. От неожиданности я повернул руль и врезался в фонарный столб. Домой я вернулся без лимонада, весь изрезанный осколками стекла. Хлеб тоже был сладкий, только слезы горькие. Мать в ярости побежала разбираться с хозяевами белого кобелька. Она устроила скандал, требуя, чтобы собаку немедленно усыпили. Но хозяин пса, рыболов Серо, велел моей маме убираться ко всем чертям. Обычно спокойный, он орал:

– Еще раз увижу твоего сына на моей черешне – переломаю ему все ноги!

– Зачем ему твоя червивая черешня? – кричала мать. – Нам свою девать некуда!

– Это ты у него спроси, а теперь исчезни, пока я не спустил на тебя собаку!

– Сам ты пес! Я не я буду, если сейчас же не пойду в милицию! И пусть они разбираются с тобой, проклятым!

– Да иди хоть к самому Брежневу!

Видно, вчера совсем не было клева или с крючка сорвалась форель. От этих рыбаков одни неприятности, они и поплавать спокойно не дают, вечно ходят на цыпочках по берегу, и если ты продолжаешь плескаться в воде, то могут в тебя камнем кинуть… Мать ругалась с Серо на соседней улице, но мне все прекрасно было слышно, и я очень жалел, что отца нету рядом. Он бы этого рыбака согнул как бамбуковую удочку и натыкал бы ему в зад крючков. Мой папа очень высокий и сильный человек, но здесь бывает редко, все больше в России пропадает на заработках. Мама говорит, что у него золотые руки. Вот эту кушетку, на которой я люблю поваляться после уроков, сколотил отец. И пристройку к комнате сделал один, без всякой помощи, пол покрыл линолеумом, штукатурил, малярничал… Скорей бы он вернулся домой и заступился за свою поруганную рыболовом семью…

Пса, конечно, не усыпили.

Как-то раз зимой я вместе с ребятами катался на ледяной дорожке возле школы. Я был в очереди за Эльдаром. Он разбежался, оттолкнулся, но не удержался на своих длинных ногах и упал. На его месте я бы не стал так позориться, а тихо стоял бы в сторонке. Смотри и учись, сынок! Я тоже разогнался, оттолкнулся и, топнув ногой, как это делают настоящие профессионалы из старших классов, заскользил по льду. Согнув колени, как горнолыжник на крутом спуске, я развил такую скорость, что ветер засвистел в ушах. Здорово, ну просто супер! Вдруг краем глаза замечаю, как из-за угла появляется белый кобель и спокойно трусит навстречу. Я ору, машу руками, чтоб отпугнуть проклятого пса с дорожки, и лечу прямо на него. А собака останавливается и, как будто знает, что делает, спокойно поворачивается ко мне боком. В следующую секунду я спотыкаюсь об нее, взлетаю выше забора, кувыркаюсь в воздухе и падаю животом на лед. Я встаю, ищу, чем бы запустить в собаку, и едва не плачу от боли – так поцарапал ладони о замерзшие комья снега. А белый кобель оглянулся, улыбнулся – чтоб я сдох, если вру! – помахал пушистым хвостом и скрылся за поворотом…

Мать пришла в школу и поругалась с Риммой Берлиозовной. Она всегда заступается за меня, даже если я виноват. С Эльдаром я помирился дня через два после той драки. Теперь мы сидим за одной партой, вместе ходим в буфет и все такое. За мою булку с повидлом и кисель платит он. Такая дружба между нами завязалась, что иногда мне самому хочется купить ему котлетку с хлебом, но он не позволяет. Надо будет как-то отблагодарить его. Я давно заметил, что он неравнодушен к Карине: предложу-ка ему девчонку.

– Бери ее, – говорю, – если нравится. Я себе другую найду.

Он очень обрадовался и, зная мою историю с собакой, на следующий день притащил в школу самодельный пистолет.

– Это тебе, – сказал он.

Я был в восторге от такого обмена, а Эльдар на перемене стал объяснять, как из него стрелять:

– Вот сюда в дуло сыплешь порох, сверху дробь покрупнее, если хочешь убить наверняка.

Я только усмехнулся и показал ему шрамы на руке:

– Знаешь, кто это сделал?

Он понимающе кивнул и продолжал:

– Видишь эту маленькую дырочку в начале дула?

– Вижу… Слушай, а как у тебя с Кариной?

– Нормально, вчера вместе в кино ходили… Ты не перебивай, а то я путаюсь… Так вот, насыплешь пороха и просунешь спичку под проволоку, но только так, чтобы головка была над дырочкой, закрепишь. Потом целишься в собаку и коробком высекаешь огонь…

В июле мама достала мне путевку в Джавский санаторий. Ненавижу туда ездить. Опять надо будет самоутверждаться, а драться я больше не хочу. Лучше валятся на обжигающем живот песке Лиахвы! За месяц я так загорел, что в темноте меня можно и не заметить. А под вечер вода в реке такая теплая, что не хочется вылезать. Но у взрослых свои планы на детей, хотя я давно вышел из этого возраста. Просто не расту и не прибавляю в весе. Не остаться бы карликом. И все время не давала покоя мысль убить белого кобеля.

В ночь перед отъездом в санаторий я выбрался из дома с заряженным пистолетом. Пес обычно лежал на веранде. Я мог дотянуться до него рукой с улицы через низкую деревянную ограду, погладить, если бы мы не питали друг к другу такой вражды. Он почуял меня издалека и чуть не сорвал голос от лая. Надо было делать все быстро, пока эта дрянь не разбудила всех в доме. Я подобрался к забору перед верандой и, вытянув вперед руку с пистолетом, полез в карман за коробком. Пес вцепился в ствол зубами, и тут я высек огонь. Бах! – и собака с визгом и грохотом провалилась куда-то вниз, тут же включился свет в доме, и я бросился бежать…

В санатории я сразу же подрался с мальчиком, метившим в короли. Мы встретились в коридоре, и он толкнул меня плечом. Я тут же врезал ему, и у того пошла из носа кровь. Мальчик заплакал, но после этого меня больше никто не трогал.

Кормили тут, конечно, гнусно. Суп невозможно было есть – так вонял луком. Раз я не выдержал, и меня вырвало прямо в миску, за что получил несколько пощечин от воспитательницы. Я бы тут с голоду подох, если бы не родители. Они привозили груши, черешню, ириски, арбузы, мятные конфеты. Целыми днями я ждал маму, но приезжала она крайне редко.

Поначалу я расстраивался, потом связался с ребятами постарше, и жизнь стала веселей. Обычно я удирал с ними во время тихого часа на речку. Здорово было загорать на горячих камнях. Еще я научился курить по-настоящему. Если кончались сигареты и не на что было купить курево, я, как самый младший в компании, шел в центр поселка собирать окурки. Возвращался с полными карманами бычков, и все были довольны. Но все же меня тянуло домой, здесь ничего уже не радовало, девчонка, в которую я влюбился, даже не смотрела в мою сторону, и однажды я незаметно вышел из санатория, запрыгнул зайцем в рейсовый автобус до Цхинвала и через полчаса соскочил в городе возле стеклянного универмага.