сделку и вынести мне другой приговор в соответствии со статьей. – Хоть я и не юрист, но я его сын, а значит, кое-что знаю. – Насколько мне известно, по этой статье, в соответствии с законами штата Калифорния, меня можно приговорить к одному году колонии. – Все внутри сжимается, когда я смотрю ей в глаза. – И я прошу вас это сделать.

Это немного, я все еще выхожу сухим из воды, но, боже… это хоть что-то.

– Оукли, – шипит отец, краснея от гнева. – Какого черта ты делаешь?

Судья стучит молотком.

– Тишина в суде.

Отец однажды сказал, что мужчина может заплакать только в трех случаях: когда любовь всей твоей жизни стоит рядом с тобой у алтаря, когда твой ребенок делает первый вдох и когда ты хоронишь своих родителей.

Но он не упомянул кое-что еще…

Когда ты отбираешь чужую жизнь.

И чувствуешь себя настолько чудовищно, что во всем мире не хватит наркотиков и алкоголя, чтобы заглушить эту боль.

– Пожалуйста, – умоляю я, внутренности сжимаются от стыда. – Приговорите меня к этому году. Черт, приговорите меня к сотне лет.

Судья снова стучит молотком.

– Молодой человек, я неоднократно просила вас успокоиться. Это мой суд, не ваш. – Она впивается в меня взглядом. – Я приговариваю вас к трехстам шестидесяти пяти дням в исправительной колонии Блэкфорд. – Она поворачивается к мужчине в полицейской форме. – Уведите его.

Я смотрю в глаза родителям Хейли, пока на меня надевают наручники.

– Простите меня.

Мне так чертовски жаль.

Глава первая

Бьянка

Прошлое…

– Мама выходила из комнаты?

Джейс тяжело вздыхает.

– Нет. Она… – он колеблется, – она все еще болеет.

Мы оба знаем, что это ложь. Мама не болеет. По крайней мере, не физически. Ее болезнь отбирает у нее счастье, у ее мужа – жену, у детей – мать. Это настоящее зло. Ее болезнь – это что-то, чего я не понимаю, иначе помогла бы ей.

Единственное, что мне ясно, – я должна любить ее.

Скинув рюкзак на пол, я бегу вверх по лестнице.

– Бьянка, – выкрикивает Джейс, но я отмахиваюсь от него.

Она уже четыре дня лежит в спальне.

Хватит.

Я стучу в дверь и вхожу внутрь, не дожидаясь ответа. Она, как обычно, свернулась калачиком под покрывалом. Но не спит… а сидит в телефоне. Наверняка ждет, чтобы отец, который все еще в командировке, позвонил ей. Она всегда расцветала, когда он звонил. Словно его голос мог излечить ее боль.

Сняв туфли, я ложусь рядом с ней.

Между нами образовалась нерушимая связь, и, когда ей больно, я это тоже чувствую.

– Я скучаю, – шепчу я, обвивая ее руками.

Немного приподняв голову, она улыбается.

– Не знала, что ты уже вернулась из школы.

Неудивительно. Когда ее настигает эта болезнь, она совершенно теряется во времени.

Я провожу пальцем по изгибу ее носа.

Мама – самая красивая женщина, которую я когда-либо видела.

И самая грустная.

– Бьянка, – смеется она, отбрасывая мою руку. – Щекотно.

Неправда. Просто она не любит, когда я обращаю внимание на горбинку на ее носу. Но этот недостаток – то, что я больше всего люблю в ней. Так она становится настоящей.

– Принести тебе поесть?

– Нет, милая, спасибо.

Сердце сжимается.

– Оу.

Она практически не ест, когда болеет.

Я провожу пальцами по изгибу бровей и целую горбинку на носу, пытаясь скрыть свое недовольство.

Иначе ей станет только хуже.

Перекатившись, я встаю с кровати.

– Поспи немного.

Я собираюсь уходить, но она хватает меня за талию, притягивая к себе.

– Как прошел твой день?

– Нормально, – вру я.

– Ну же, – просит она. – Скажи мне правду.

Каким-то образом эта женщина всегда знает, когда я что-то недоговариваю.

– На перемене Джулиана сказала, что я слишком уродливая, чтобы быть балериной, и все засмеялись.

Джулиана популярная… и противная.

И, к моему невезению, я оказалась ее целью.

Мама уверяет меня, что этот несуразный возраст – ужасный, сопровождающийся кривыми зубами и копной пушистых волос – пройдет, но я в этом не уверена.

Она обхватывает мое лицо ладонями.

– Не слушай ее. Ты прекрасна.

– Я не чувствую себя прекрасной.

Между ее бровей образуется морщинка.

– Я же тебе говорила. То, через что ты проходишь, не будет длиться вечно. Я тоже была в таком возрасте. Но потом…

– Но потом ты стала красавицей, все тебя полюбили, и ты стала известной актрисой. – Я раздраженно смотрю на ковер. – Что, если со мной этого не случится? Что, если я навсегда останусь уродиной и…

– Милая, ты не уродина. Просто Джулиана немного… – Она обрывает себя на середине предложения. – К сожалению, в мире полно таких Джулиан. Но лучший способ справиться с подобными людьми – это показать им, что тебя не заботят их слова.

Глаза начинает щипать от слез. Эта девчонка портит мне жизнь.

– Я уже пыталась, мама.

Пыталась, и у меня ничего не получилось.

И с каждым днем притворяться, будто мне не больно, становится все сложнее.

Она обессиленно потирает виски.

– Ладно, хорошо. Хочешь секрет?

Я киваю. Я готова к любому совету.

– Джулиана будет продолжать к тебе придираться, ведь она задира, которой нравится приставать к тем, кто выглядит слабым.

Ауч.

– Я не слабая. Как мне это прекратить?

Вздохнув, мама закрывает глаза.

– Я точно получу премию «Худшая мать года» за это.

– Ну же, мам, – прошу я. – Скажи мне.

Еще один тяжелый вздох.

– Если хочешь, чтобы задира от тебя отстала, тебе нужно использовать ее же оружие против нее. Если она над тобой смеется, ты смейся над ней в ответ, рассказав всем о ее комплексах.

– О каких?

– У всех есть свои комплексы, малышка. Чтобы узнать какие, нужно просто понаблюдать за человеком.

Поразмыслив над этим, я понимаю, что, возможно, в этом что-то есть.

– Ей нравится, когда все говорят, какая она красивая и как хорошо она танцует… хоть это и не так. – Поджав губы, я складываю руки на груди. – Я танцую намного лучше, чем она.

Может, не балет, конечно, но у меня в мизинце больше чувства ритма, чем во всем ее теле.

Взяв расческу с прикроватной тумбочки, мама жестом подзывает меня к себе, чтобы расчесать мои волосы.

– Тогда нам придется записать тебя на балет, купить самый красивый костюм и заставить эту негодяйку заплатить за свои слова.

Надежда начинает теплиться у меня в груди.

– Правда?

Она разделяет мои волосы на три части и начинает плести мне косу.

– Я могу записать тебя на занятия, пока ты завтра будешь в школе, а за пуантами и трико съездим в