её сердце была наивная надежда, что это не он. Даже когда она, склоняясь над ним, смотрела прямо в его спокойное, окоченевшее лицо она не могла поверить своим глазам. Она упорно, злостью вытирала залившие её мир слезы, в надежде увидеть чужое, незнакомое лицо. Надежда быстро покинула её, сделав и так невыносимую боль ещё сильнее. У Стейси перехватило дыхание. Все тело содралось от конвульсии, и она упала на спину рядом с ним. В сторону головой к месту, от куда пришла. В контраст с трупом, она увидела, как будто со дна старого кирпичного колодца, темно-синее небо с ярко-красными облаками – отражение заката. Стейси закрыла глаза. Там, от куда шла девочка, появился совсем молодой парень. Он спокойно подошёл к девочке, медленно присел рядом с ней, наклонился ближе к её лицу и сказал только три слова.

– Добавь немного зла.

И увидел, как её красное от слез и горя лицо, превращается в красивое ярко белое улыбающегося до ушей лик мультяшного скелета. Как из старых мультфильмов, которые она так почему-то любила. А в её открытой груди, смиренно и размеренно билось огромное, почти во всю грудную клетку, залитое мягким светом, красное сердце. Под девочкой проросли жёлтые одуванчики, над ней запели птицы и сквозь дома, за её головой показался закат. Парень, поражённый красотой, достал маленький, прямоугольный фотоаппарат и сделал самый красивый снимок.

Стейси открыла глаза, она лежала совсем одна на брущатке. Облака, дома, ничего в этом мире не изменилось. Но ей теперь спокойно, в её мире изменилось все. Девочка умерла и родилась заново. Она что-то поняла, но пока не может найти этому слов, только чувства. Девочка пошла домой. Шла той же дорогой. Ещё никогда она не чувствовала такую лёгкость. На кладбище, молча сидела все та же женщина. Стейси подошла к ней ближе чем осмеливалась раньше. Увидела имя на плите – Дарби Борн. Сверху подписано мелом – Драго.

– Он мой друг.

Сказала Стейси. Потом описала женщине его внешность, повадки в общении. Характер и секреты, которые он ей рассказывал. Шокированная старая женщина, хотела услышать больше, но уже темнело. Жила она недалеко и пригласила девочку к себе. Стейси, позвонив своей матери, согласилась. У неё дома, Стейси рассказала все что знала о своём друге, о её сыне. Женщина показала его комнату. В ней уже несколько лет всё лежит на том же месте. Но успокоенная женщина разрешила брать всё. Стейси увидела маленькую пыльную фотокамеру на кровати. Девочка взяла её и попробовала включить. И, что странно, она оказалась почти полностью заряженной. Стоя в комнате его друга, она смотрела на его жизнь в его фотографиях. На последней фотографии, она увидела на заросшей травой и цветами брущатке, скелета лежащего напротив переулка двух кирпичных домов, в доль которых спускалось алое солнце в мягкие облака. Руки скелета лежали на груди, из которых лился нежный цвет, а его костяное лицо выпускало счастливую улыбку.

Король ада

Среди далёких от любого сознания И людского внимания. Среди непроходимых мрачных лесов. Бесконечных, сырых и мерзких, опустевших звериных пристанищ. Родился мир. Такой же реальный, как ты и твоё "я". Мир приятных и тёплых, как масло мягко-жёлтых, домов и дорог. Там живут, за закрытыми замками, добрые и наивные, всё на чужом свете понимающие, маленькие люди. С тонкими, как нить идейного смысла, голосами. И светлыми, как небо для приговорённого к смерти, глазами.

Пускай, для простоты понимания, они были детьми. Иногда, эти дети освобождались другим ребёнком. Совсем другим, он был не как они. Чёрные, как беззвёздная, но светлая городская ночь волосы. Вечная как жизнь и весёлая как свет, улыбка. И такие же, как и у местных "детей", ярко-голубые глаза. На свободе, светлые "масленые" дети, вместе смотрели в Иное сверху, в небе. Они решали смеяться и радоваться Им. Или восхищаться и радостно визжать тому, что они там видели. От их решений завесили оттенки красок их мира. Они глядели на тот, другой мир и кричали в небо свои желания. И они исполнялись. Порой, совсем редко, на небе было страшно. Из других, чужих миров, вытекали по светлому небу солёно-горькие реки. И дети кричали, "помоги ему" и горький дождь сменяло солнце. И всё страшное всегда заканчивалось, и всегда хорошо. "Ведь хорошо – это умно." Как говорили они.

А зачем делать плохо? Плохого на небе и так порой бывает слишком много. Наш мир не станет ещё ярче и светлей, если мы погасим другие на небе. Облака чужого горя перекроют нам наше солнце. Делай хорошо всем на свете и все на свете будут делать хорошо тебе. Так людской мир станет похож на наш. Ну, если до этого в него не прилетит что-то большое… может, даже с кем-то большим.

Мальчик лет пяти лениво проснулся, потянулся, улыбнулся. Его зовут Адик и у него всё хорошо. Сон час в его садике только что закончился. Его глаза смотрели на других таких же, как и он. Дети с самыми разными подкожными цветами. Только Адик мог "видеть" этот второй цвет. Одни были светло красные, как спелый гранат. Другие оранжевые как мандарин. Дети отличались чем-то ещё. Цвета волос, глаз, кожи, но это было не так интересно, да и не важно совсем. Дети из другого мира… назовём их "маслята", чтобы не путать с просто детьми. Сам Адик их словами никак не называл. Маслята скоро заметили, что они – самые светлые, мягкие и правильные. Но, так как они были слишком скромные и наивные, они приняли мысленную доктрину – «Мы можем и не видеть их настоящие цвета, вдруг их кожа или наши глаза меняют истинный цвет? Ведь может оказаться так, что мы не лучше их. Честно хвалим себя за эту аккуратную мысль, но не считаем себя лучше, мы можем ошибаться». Маслята пока не научились говорить. Всё это они заключили в образ и сохранили у себя внутри. Теперь они просто верят в то, что это правильно. Верят, но не знают этого. Что бы заключить веру в знание, нужны слова, а они не знают нужных слов.

Длинным днём, они видят во снах возможности сделать детей такими же, как они – светлыми и такими же маслеными. Ведь самих масля сколько не режь, сколько не протыкай мягкое сердце, таких вечно свежих, вечно незаплесневевших тел. Раны их затекут и исчезнут, а дети убегут, с плавящимся в груди ножом недоубийцы, в своём бессмертном