работников отдела придется скоро. Образованный офицер, тонкий психолог, контрразведчик высокого класса, Алексей Иванович обладал незаурядным даром снимать самые первые допросы, ведя внешне легкую непринужденную беседу.

Стоял промозглый осенний день. Пастор открыл двери своего дома для уставших путников — таллиннского «архитектора» и двух его молодых помощников. Пастора подозревали в тайных сношениях с людьми Муста. Он приказал служанке подать чай. За столом заговорили о жизни, о вере, о чистоте морали.

— Современные молодые люди, — косясь в сторону Пауля и Альберта, заметил пастор, — все чаще предпочитают вере безверие, морали аморальность, доверию подозрительность…

— Вы в чем-то правы, — подхватил Грибов. — Но лично я учу своих помощников верить в доброту людских сердец. Но это не так-то просто. Мы строим в шести километрах отсюда цех для переработки древесины. Является путник, просит укрыть его, уверяет, что обвинен напрасно, за ним слежка… Имею ли я право? Почему я должен верить этому Аско Розенбергу?

Служанка издала звук, похожий на кудахтанье. Пастор кашлянул и устремил на нее тяжелый взгляд. Женщина вышла.

Грибов не лгал. Путник действительно явился, но только с повинной. Его дальний родственник кулак Тынис Розенберг хотел втянуть его в банду, но Аско не собирался бродить по лесу, грабить, убивать на дорогах. Он помог родичу одеждой, провизией, потом сбежал…

— А где сейчас этот бедный страдалец? — вымученно спросил пастор.

— Страдалец ли, — горько оборонил Грибов, — или преступник? Что, в вашем доме слышали это имя?

— Однофамилец, — пробормотал пастор. — Дальний родственник моей служанки…

По знаку Грибова Альберт вышел вслед за женщиной, а капитан осторожно сказал:

— Нам пришлось укрыть Аско в кладовой. Не самое безопасное место. Он просил отвезти его к пастору Таммику, брат Аско отзывался о пасторе как о радушном хозяине…

Хозяин поднялся и молитвенно сложил руки.

— Пастор Таммик — это я. Но, видит бог, я не принимал никакого Тыниса Розенберга!

— А его родственника зовут Тынис? Я и не знал этого, — Грибов специально дал понять священнику его оплошность.

Вернулся Альберт Соосаар. Нерешительно переступила порог комнаты служанка.

— Как могли эти набожные люди, — сочувственно сказал Альберт, — не обогреть и не накормить замерзшего человека… Они нашли его в беспамятстве у крыльца.

Пауль, неожиданно для себя, вставил:

— Госпожа, вы догадались пригласить к несчастному врача?

По прищуру Грибова, по тому, как он стремительно заслонил своей фигурой экономку, помешав ей понять мимику пастора, Пауль понял, что попал в цель.

— Как же иначе, — прошелестела женщина. — Я привезла доктора сразу… Он выписал рецепт.

— Дорогой пастор, — с сожалением в голосе протянул Грибов. — Должен ли я напомнить вам евангельскую притчу: «Дом мой домом молитвы наречется для всех народов, а вы сделали его вертепом разбойников». Будет лучше, если вы правдиво опишете, с кем к вам явился Тынис Розенберг. Сказочку про доктора прибережем для детей ваших прихожан.

С Таммиком произошла перемена, кажется, он понял, кто в его доме. Выяснилось, что Тынис Розенберг, испросив приют, удалил из гостиной пастора и служанку, — он принимал визитера без свидетелей. Пастор лишь проводил того к выходу, через сад, но было темно и внешности гостя он не запомнил. А впечатление он произвел человека образованного и светского.

— Светскость за минуту проводов еще можно определить, — с иронией заметил капитан, — но образованность?

— Как же, как же, — живо возразил пастор, — прощаясь с моим гостем, этот человек сказал ему целую английскую фразу… Я бы перевел ее так: «Планетный Гость желает вашему старшему другу новых игралищ». А когда я отпирал ему калитку, он всмотрелся в нее, — я шел с фонарем, — и восхищенно произнес: «Фаберже онемел бы перед этим ажурным литьем». Согласитесь, господин… архитектор, не каждый из нас знает имя мастера Фаберже…

Грибов встал. Встали и его помощники.

— Услуга, которую вы нам сегодня оказали, пастор, — сказал капитан, — стоит того, чтобы позабыть о возможности привлечения вас к уголовной ответственности. Но впредь прошу вас быть осмотрительнее в приеме гостей.

Так органы государственной безопасности узнали о существовании на территории Эстонии некоего Планетного Гостя.

К зиме 1945 года ловушки, разработанные и расставленные чекистами в разных углах Вильяндиского уезда, принесли свой результат. Стал «своим» для банды Муста внедренный в нее чекист Урбас: он подменил шофера, который был подыскан стариком Йоостом. Специально для банды был разрекламирован завоз продуктов в лавку сельхозкооперации на севере уезда. Наконец, многодневное дежурство Пауля Мюри в домике напротив одной из явочных квартир главаря лесных братьев помогло определить день их возможного нападения на кладовую магазина.

Батальон народной защиты и чекисты, наконец, прижали костяк банды к непроходимому болоту. Свистела ноябрьская поземка. В полуразрушенном сарае, давшем последний приют Мусту и его подручным, неожиданно заскрипела дверь и из него выкатилась насмерть напуганная хозяйка соседнего хутора: «Не стреляйте! У них кончились патроны».

Но из дыры в задней стенке выбрался маленький щуплый мужичонка в выкраденной красноармейской шинели и, отстреливаясь, побежал сквозь редкий осинник. Бежавший бандит, слыша за собой топот преследователей, вдруг прижался к древесному стволу. Раскачиваясь и трясясь всем телом, Антс Муст завыл при мысли о близкой кончине.

Майор Жур доложил наркому, что все участники банды арестованы.

— Что нового мы узнали о Госте? — тихо спросил Резев. — Что принесли нам первые допросы арестованных?

Жур не спешил с ответом. Тогда Резев предложил:

— Пусть наши следователи поработают с арестованными тщательнее.

Через неделю он вызвал к себе начальника отдела снова.

— Они назвали все явки и все имена, — доложил Жур. — О Госте никто и ничего, по их словам, не знает.

В кабинете долго стояло молчание. Наконец Резев вздохнул:

— Наверное, рядовому бандиту и впрямь не дано знать клички и явки шпионов.

Непривычные скорости

Хуторяне Сымерпалуской волости Вырумааского уезда прослыли людьми невозмутимыми и консервативными. Еще в 1642 году, когда один из местных землевладельцев возвел на реке Выханду мельницу, жители не замедлили ее разрушить, чтобы уберечь святую реку от осквернения. Этот стихийный вызов вылился в довольно мощное крестьянское восстание.

Да, невозмутимы они, люди Сымерпалу. Но когда по волости, а потом и по всей республике пронеслось известие о страшном преступлении, совершенном 13 марта 1946 года бандитами, засевшими в здешних лесах, гнев и боль охватили самых невозмутимых. Тринадцать жертв — советские и партийные работники, комсомольцы, новоземельцы. Лесные братья не пощадили даже двух детей — пионеров Хелью и Харри.

Состоялось специальное заседание Центрального Комитета партии с участием секретарей укомов, парторгов ряда волостей, ответственных сотрудников правительственного аппарата, руководителей МВД и МГБ республики. Секретарь ЦК, проводивший совещание, заключил его жестко и кратко:

— Народ не простит нам, если