на антиисламские идеи, но это обусловлено лишь тем, что проблемы исламизации и угрозы религиозных фанатиков обозначены в современном западном сообществе наиболее остро. По сути же, он скомпилировал в своем манифесте все самые актуальные вопросы современной европейской цивилизации, даже те, которые базируются на противоречащих друг другу идеалах, и похоже совсем не разбирался в специфике и причинах отдельных проблем. Да и сам он никак не походил на националиста. Брейвик всю жизнь носил длинные волосы, не имел никаких татуировок в виде свастик, не состоял в нацистских организациях, танцевал хип-хоп и даже называл одним из своих кумиров Черчилля, который был ярый борец с фашизмом… Еще более любопытным видится выбор Брейвиком жертв своих терактов. Бомбу он взорвал не возле мечети или где-нибудь в гето, что более логично для нацистского фанатика; его жертвами стали не арабы и даже не норвежские исламисты, а юноши и девушки, члены молодежного движения, не имеющего никакого отношения к религии и не обладающие никакими реальными властными полномочиями. Нет, он определенно не является оголтелым фанатиком, а нацистские идеи и идеология не были главенствующими в его действиях…

— Тогда что Брейвик преследовал этими ужасающими актами насилия? — в нетерпении спросил коренастый мужчина.

— Совершенно точно можно говорить только о том, что у него было, как минимум две цели, — неторопливо продолжил Роман. — Во-первых, публикуя манифест, который он назвал не иначе, как «Европейская декларация о независимости», он хотел не просто привлечь к себе и своим действиям внимание: обозначив все основные проблемы современного западного общества, он хотел задеть за живое каждого европейца, вызвать сочувствие — именно сочувствие — своим идеям, как можно более широкого круга граждан! Во-вторых, очевидно, что он хотел совершить теракт не против какого-то обозначенного противника, но теракт максимально кровавый, теракт-событие. Он не хотел уничтожать представителей какой-либо конкретной группы или сообщества, также как не хотел сеять смятение и страх в этих сообществах. Нет! Его целью было убить как можно больше человек: совершить свой акт насилия максимально громко, напоказ! И в этом смысле съезд шестисот безоружных молодых людей на отдаленном острове, до которого можно добраться только на пароме, стал идеальным вариантом. Если бы там собрались не молодые социалисты, а, например, арабы, феминистки, или гомосексуалисты — да кто угодно, он сделал бы то-же са-мо-е! Брейвик не фанатик-нацист. Определенно нет! Я скорее склонен предположить…, — но Роман не успел договорить, потому что в этот момент за дверью раздался шум, она открылась и в кабинет вошла невысокая полная, на вид лет пятидесяти, женщина, с очень приветливым открытым лицом.

На женщине были темные офисные брюки и свободная блузка, а в руках она держала несколько листов бумаги. Пройдя ближе к собравшимся, женщина радушно поздоровалась разом со всеми, а все дружно поздоровались с ней: это была коллега из смежного отдела, хорошо знакомая всем присутствующим.

— Прошу прощения, что прерываю…, — начала женщина, заметно смутившись при виде столь многочисленного собрания. — Я хотела только попросить… Рома, послушай, ты не сделаешь мне несколько копий? У нас что-то с ксероксом случилось, — спросила она улыбаясь, и в то же время будто стесняясь своей просьбы.

— Вы знаете… у нас сейчас все отключено, — сказал Роман, повернув голову и переведя взгляд на пол у стены, где стоял убранный копировальный аппарат, как бы показывая, что женщина сама может убедиться в справедливости его слов. — Может быть позже.

— Как жаль, — с огорчением вздохнула и, по-видимому, очень расстроилась та. — Нужно срочно копию сделать.

— У меня в кабинете есть ксерокс, — с энтузиазмом вмешался в разговор Кирилл.

— Правда?! — оживилась и очень обрадовалась женщина, которая в эту секунду уже намеревалась развернуться и уйти. — Кирилл, ты бы меня очень выручил!

— Стоимость одной копии — десять рублей, — не изменяя спокойного выражения своего лица и все с той же улыбкой на губах, заявил Кирилл.

— А… я… Как бы… — женщина совершенно смутилась, не сообразив что ответить. Подняв брови и приоткрыв рот, она растерянным взглядом, содержащим немую просьбу разрешить ее вопрос, посмотрела сначала на Кирилла, потом на Романа.

— Да это он шутит, — учтиво поспешил успокоить ее Роман.

И действительно, обведя взглядом присутствующих, женщина увидела, что все в кабинете улыбались, а коренастый мужчина так вовсе еле сдерживал в себе смех, порядком уже раскрасневшись.

Улыбнувшись уже чуть смелее, женщина посмотрела на Кирилла.

— Да конечно сейчас все сделаем. Пойдемте, пойдемте, — с самым доброжелательным и заботливым видом заторопился он, тут же вставая. Но выказанная Кириллом в этот момент чрезмерная учтивость на фоне только что отпущенной шутки выглядела настолько наиграно и фальшиво, что всем стало не по себе, и даже коренастый мужчина вдруг поморщился, совсем перестав улыбаться.

Женщина проследовала за Кириллом с видом человека, который уже и сам был не рад оказываемой ему помощи. Знай она заранее что ей, в сущности из-за пустяковой просьбы, так бесцеремонно навяжут чувство долга и обязанности, да еще и сделают это в присутствии полдюжины коллег, то не поленилась бы и сбегала на первый этаж в общую канцелярию.

— Зачем он так с ней, — сочувственно сказала девушка в брючном костюме, когда они вышли.

— Да не говори! — незамедлительно и с нескрываемым возмущением выпалила девушка в платье. — Нет, просто, для чего надо было предлагать помощь? Ну не хотел ты вставать, сидел бы и молчал — тебя же никто за язык не тянул! А ей куда уже было деться — не откажешься же, когда сама попросила.

Все в кабинете замолчали. Каждый по-своему обдумывал ситуацию.

— А помните, прошлым летом у Кирилла пол лица сгорело?! — радостно оживившись, пробасил коренастый мужчина и все в кабинете, дружно восстановив в памяти это событие, разразились задорным смехом.

— Да-да-да!!! — весело и громко, чтобы его голос не затерялся в образовавшемся хохоте, воскликнул Роман. — Аккуратно так, четко пополам: половина лица белая, а половина красная-красная, ну просто как панцирь у вареного рака!

Компания захохотала еще сильнее.

В то лето, о котором вспомнил коренастый мужчина, у Кирилла очень неудачно сгорело на солнце лицо и он три недели ходил так, что если кто-то смотрел на него слева, то видел совершенно прежнего Кирилла, если же тот поворачивался правым боком, то он также видел прежнего Кирилла, но с настолько основательно сгоревшей на солнце кожей лица и шеи, что даже для стоявшей тогда жаркой и солнечной погоды ожог был необычайно сильным. Но более всего окружающих впечатлял вид анфас, где белесая кожа левой стороны его лица четко, как по линейки, граничила с ярко-красной обожженной правой половиной. В то время