Загорелая блондинка говорила об обидном проигрыше в дополнительное время. Как он сражался! Ее пальцы погладили его по плечу, когда она сказала, что обожает проявление физической силы в хоккее. Втянув запах ее духов, Мартин вспомнил о своем локте, летящем в глаз Джефа Грина, вспомнил, как раздувшаяся опухоль закрывает этот глаз. Женщина говорила и говорила, но Мартин едва слышал ее. Женщины с белокурыми волосами и загарами в апреле не давали ему прохода. По какой-то причине звук ее голоса заставил его почувствовать настоящую арктику внутри себя: обширную, холодную и бесплодную.

Пока блондинка писала номер своего домашнего телефона на обороте своей визитной карточки, она успела рассказать ему, что любит хоккей, никогда не пропускает игру «Медведей», если бывает в городе, любит наблюдать, как Мартин катается, ведет счет и гвоздит своих противников.

Мартин научился делать лицо нейтральным, когда люди осыпали его комплиментами, и, зная, что товарищи по команде наблюдают за ним, он принял ее визитную карточку и засунул в карман.

Трогательным жестом прикоснувшись к его руке, женщина попросила Мартина позвонить ей. Поблагодарив ее, Мартин снова попытался устроиться удобнее в кресле. Он сложил руки на груди. Ушибленное ребро, в том месте, куда вчера вечером попала шайба, давало о себе знать. Он подумал о своем отце, задаваясь вопросом, наблюдал ли тот игру по телевизору. Видел ли он, как Мартин упустил такой легкий проход…

Почувствовав, как покалывает кожа на голове, Мартин повернулся назад. Стюардесса говорила с Бруно Пиочелли, облокотившись на спинку его кресла, но Мартин посмотрел мимо нее, через щель между занавесками. Маленькая девочка все еще наблюдала за ним. Сидя на кресле у окна, она, казалось, игнорировала мать, которая наклонилась к дочери, показывая что-то там на земле. Когда мать подняла глаза и увидела, как Мартин смотрит на них, она нахмурилась.

По какой-то причине это вызвало улыбку Мартина. Мать, похоже, сердил один вид Мартина Картье. Факт, что он был большим известным хоккеистом, очевидно, был ей безразличен. Она выглядела хрупкой и измотанной. Никакой косметики, а беспорядочные каштановые волосы были убраны в «конский хвост». Она обнимала дочь, и выражение ее лица ясно говорило, что она совершенно очевидно невзлюбила его с первого взгляда. Мартин улыбнулся ей, а когда она нахмурилась сильнее, он еще больше расплылся в улыбке. И ничего не мог с этим поделать.

Поля напоминали зеленые одеяла, а реки были совсем как синие шарфы. Молодые листики окутывали голые ветки. Крошечные города напоминали игрушки: кукольные домики, фабричные зданьица, игрушечные церквушки. Кирпичные города были как картинки из книжек. Мама хотела, чтобы она смотрела в иллюминатор. Они были в воздухе, подскакивая и скользя подобно птицам там, где людям вообще не имело смысла находиться.

Кайли же хотелось смотреть на того мужчину. Он был великаном, что бы там ни говорила про него мама. Спина была такая же большая, как у быка; руки размером с батон хлеба. Когда он говорил, его голос разносился по самолету, как из громкоговорителя на городской площади. Но, несмотря на это, Кайли совсем не испугалась, а, наоборот, его голос даже завораживал ее.

Если бы он был плохим или страшным, что маленькая девочка делала бы так близко от него? Девочка-ангел – белая и туманная, как все ангелы, которых Кайли видела. Ее крылья трепетали, как шелковое полотно. Она парила вокруг головы мужчины совсем как колибри, которые кружатся над цветами. Ее губы морщились, а руки тянулись к этому великану. Чтобы наклониться и поцеловать отца, нужно было заставить его посидеть спокойно, и она взывала к Кайли, чтобы та подошла и попросила его об этом.

– Я не могу. Мама не позволит мне, – беззвучно шевелились губы Кайли.

«Ты мне нужна. Ты же знаешь, как это тяжело, когда ты хочешь поцеловать папу, а не можешь».

– Мой папа меня не любит, – ответила Кайли. – Твой тебя любит, но ты умерла. Мы с тобой совсем не похожи.

«Похожи, похожи», – умоляла девочка-ангел.

– Мой папа не любит меня, – повторила Кайли.

Она не помнила своего отца. Мама сказала, что он ушел еще до рождения Кайли. Но Кайли не сомневалась, что они когда-то играли вместе, что он кормил ее кусочками шоколадного мороженого. Она представляла его большим и сильным, напевавшим глубоким голосом, и он все умел. Кайли хотелось, чтобы он вернулся домой. Она не могла понять, почему отец мог перестать любить ее и вот так просто уйти. От этой мысли у нее все сжалось в груди, и ей пришлось перевести дыхание.

Кайли пристально посмотрела в сторону чужого папы-великана. И хотя он был огромным, он был очень симпатичным. Коротко подстриженные коричневато-седые волосы, серо-голубые глаза, которые показались Кайли настолько грустными, что она никак не могла понять, почему люди вокруг готовы были смеяться каждый раз, когда он только открывал рот. Бортпроводница смеялась, другие хоккеисты смеялись, симпатичная белокурая дама в блестящих черных чулках смеялась.

«Если ты мне не поможешь, – предупредила ангел, – я исчезну. Я больше не буду говорить с тобой».

– Есть ведь и другие ангелы, – возразила Кайли.

«Но я могу сказать тебе что-то очень-очень хорошее… Помоги мне, или я уйду. Я действительно уйду…»

– Я не понимаю даже, что ты хочешь, чтобы я сделала, – стала оправдываться Кайли.

– Перестань разговаривать, – попросила мама. – Кайли, родненькая, там никого нет.

– Нет, мамочка, как раз есть, – шепотом ответила Кайли.

Но когда она снова посмотрела туда, маленький ангел исчез. Вместо этого на нее сквозь щель в занавесках смотрел тот самый мужчина. Кайли почти подпрыгнула в своем кресле, такими большими показались ей глаза этого великана, и они были очень похожи на глаза девочки-ангела. Подняв голову, Кайли увидела, как мама, нахмурившись, тоже посмотрела на мужчину. По какой-то непонятной причине незнакомец начал улыбаться.

Кайли поглядела в окно. Туман закрывал землю, так что она знала, что они приближались к морю, ближе к их дому. Именно тогда она услышала щелчок или хлопок. Он прозвучал так, как будто мальчишки в школе засовывали в рот пальцы и хлопали щекой. На секунду разговоры замерли, но ничего не произошло, и все заговорили вновь. Огни самолета вздрогнули, но никто, казалось, не замечал этого. Самолет продолжал лететь, двигатели гудели по-прежнему.

– Людям будет больно, не так ли? – спросила Кайли у Мэй.

Мама мигнула. Она посмотрела на Кайли долгим взглядом, чуть наклонив голову. Ее брови сдвинулись ближе, образуя маленькую долину между ними.

– Самолет разобьется, – сказала Кайли.

– Кайли, – оборвала ее Мэй. – Прекрати.

Кайли видела такие катастрофы по телевизору – пламя, смешанное с дымом, крики людей. Закрывая глаза, она могла видеть это и теперь: все люди на этом рейсе хватаются друг за друга, кричат, плачут, зовут на помощь мам и пап, молятся, чтобы самолет снова полетел.