И вправду, перед лицом Андрея плавно проплывал плюшевый длинноухий пёс – талисман корабля.

– О, а я даже не почувствовал.

– Так ты сидел, как комок горя! – Командир хохотнул. – Не переживай – первый раз у всех так. – И добавил уже официально: – Экипажу проверить оборудование, приготовиться к стыковке.

А Малахов только сейчас увидел, что на иллюминаторах убрали защиту и там, за сверхпрочным стеклом – звёзды. Мириады звезд, столько их никогда не увидишь с Земли.

Все оборудование, за которым надо было следить Андрею, находилось на станции, так что ему нужно было только расслабиться и ждать. Штурман, самый старший в экипаже, его все звали по отчеству – Тимофеич, проверял телеметрию перед стыковкой. Время от времени он кратко диктовал цифры по корректировке орбиты. Стыковка происходила на первом витке и требовала от команды особой точности. Катя пробежалась глазами по монитору, установленному перед ней в спинке кресла. Все медицинские показатели экипажа были в норме, и особых забот у нее тоже больше не было.

Стыковка проходила в автоматическом режиме, все шло обыденно, словно на тренажерах. Андрей поглядывал на монитор командира через плечо. Там в окружении цифр и вспомогательной информации было видно громаду станции. В голове пронеслась шутка, надоевшая ещё с первых тренировок: что попасть в дырку от бублика – не слишком сложная наука. И вправду, стыковочный узел находился как раз в центре гигантского тора – жилых и технических отсеков станции.

Малахов находился в странном состоянии. Словно мир вокруг него вертелся и трансформировался, а он, как исходная точка этого мира, бы неподвижен и неизменен. Какие-то неясные образы, обрывки фраз экипажа, время от времени пинки в бок от Кати, она была явно обеспокоена тем, как он себя вел.

Толчок, практически незаметный, но достаточно жесткий, чтобы понять, что стыковка произошла, вернул Андрея в реальное мировосприятие.

– Так! Все в своем уме? – Командир, похоже, был в курсе, что Малахов впал в эйфорию, такую знакомую для опытных космонавтов.

– Так точно, – доложил Андрей, испугавшись своего громкого голоса.

– Ото ж, – добродушно буркнул Тимофеич. – Тебе, Андрюха, теперь пахать придется за всех нас.

– Ну, так зачем же меня сюда взяли? – совсем не удивился Малахов.

– Тебя взяли, чтобы Кате было о ком заботиться, – буркнул первый пилот Степанов. – А то есть такая примета: если у врача нет пациентов, то скоро заболеют все.

Степанов, широкоплечий сибиряк, славился своим особым чувством юмора, но иногда его шутки понимали не все и не сразу.

– Что за примета дикая! – вмешалась Катя и почему-то покраснела. – Мне все члены экипажа одинаково важны.

– Это у меня такая примета, – ответил Степанов. – Важно в команде иметь ипохондрика, и пусть врач его лечит. А остальные будут здоровыми ходить.

– Прекратить болтовню! – раздалась команда Протасавицкого. – Приготовиться к переходу на станцию.

То, что переходной люк открыт, стало понятно и по перепаду давления, возникшему в первый момент, и по тому, что корабль заполнился новыми запахами. После стерильного, как в медицинском кабинете, воздуха корабля со станции потянуло перегретой изоляцией, затхлостью и даже, хотя это могла быть иллюзия, запахом керосина.

Ритуал, вернее, процедура перехода была отрепетирована многократно. Командир, пилот, врач, потом бортинженер и последним – штурман.

Уже на борту станции Малахов сделал первое, что должен был сделать. Рядом со стыковочным отсеком, практически в центре бублика, располагался блок перемещения. Это была небольшая герметичная камера, внутри которой находилась пирамидка. Тот самый загадочный артефакт, который когда-то перевернул мир, породив новую Зону. Тот самый предмет, который позволил впервые создать подпространственный движитель. И тот, которого Андрей чувствовал как часть себя, и как казалось, артефакт чувствовал его.

Заглянув в небольшое окошко на одной из граней блока, Малахов убедился, что пирамидка на месте и стоит, освещенная голубоватым светом. И как всегда, когда Андрей находился рядом с ней, он ощутил легкую вибрацию – аномалии гравитационного поля.

Тороид космической станции соединялся с центром тремя переходными тоннелями. Два позволяли перемещаться команде, а один хранил в себе мощный гамма-лазер на свободных электронах, который должен был запустить рождение подпространственного перехода – кротовой норы. В нем же был термоядерный реактор, который питал лазер, обеспечивал работоспособность станции и защиту от космического излучения. Станция не была рассчитана на обычное перемещение в космосе и своих двигателей не имела, только два мини-челнока для исследовательских целей, их ещё называли катерами.

– Всем собраться на мостике через пятнадцать минут! – раздалась команда командира экипажа. – Начинаем комплексную проверку.

Малахов, не слишком опытный в перемещениях в невесомости, держась за поручень, с трудом добрался до хранилища скафандров, если так можно было назвать это микроскопическое помещение. Сменив скафандр на повседневный комбинезон, Андрей проверил свою сумку с планшетом, в которую заодно спрятал подарок отца, и двинулся к мостику, все так же цепляясь за поручни. И с завистью посмотрел, как мимо него, словно птицы, пролетели остальные члены экипажа.

– Смотри не опоздай, – подбодрил его Тимофеич, оглянувшись.

Естественно, на мостик Малахов попал последним. Он, неуклюже потолкавшись о другие кресла, занял свое место в ложементе рядом с командиром.

– Доложить состояние систем и механизмов!

– Системы ориентации и жизнеобеспечения в норме, – отозвался пилот.

– Системы навигации в норме, находимся на заданной позиции.

– Гамма-лазер и системы контроля в норме. – Именно за это отвечал в основном Малахов. – Бортовые вычислительные системы в норме.

– Системы жизнеобеспечения и вентиляции работают штатно. Медотсек санирован и опечатан, – это был доклад врача.

– Земля, докладывает командир корабля. Все системы штатно. Готовы к прыжку. Корабль доставки отстыкован.

– «КС-6», прыжок разрешаем, – ответила Земля.

– Надеть скафандры высшей защиты, приготовиться к прыжку.

Системы высшей защиты называли по традиции скафандрами. А в реальности это были сложные конструкции, центром которых было кресло космонавта, и снаружи его заключали в титаново-ситалловую сферу, которая по команде командира мгновенно превращала каждый ложемент в непробиваемую автономную капсулу.

– Приготовиться к прыжку! Бортинженер, привести системы в готовность. – Голос командира стал жестким.

– Вывожу реактор на рабочую мощность, – глубоко вдохнув, чтобы унять волнение, доложил Малахов свой первый шаг.

На кокпите командира растущей красной полоской на дисплее отобразилось увеличение мощности термоядерного реактора в несколько раз.