Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мы не всегда получаем то, чего хотим, — ответила Учимитль. — Акатль, поверь мне. Тлалли умер у меня на глазах. От сердечного приступа. То, что происходит сейчас, никак с ним не связано. Все дело в Мацауатле. У него есть враги…
— Ты уже говорила, — кажется, она искренне верила в то, что происходящее не имеет отношения к смерти Тлалли, но я мог и ошибиться. — Почему ты пришла ко мне, Учимитль?
Теперь в ее низком голосе звучал гнев:
— Я подумала, что ты поможешь. Придумаешь что-нибудь. Проклятие не так уж сложно снять, в конце концов. Но, похоже, ты и тут не справился.
— Я…
У меня не осталось слов. Я вспомнил то время, когда с легкостью читал выражение ее лица и мог угадать ее мысли еще до того, как она озвучивала их. Теперь у меня не было такой возможности. Я обманул ее надежды, и из-за этого злился на самого себя, ощущая собственную беспомощность и бесполезность.
— Из меня плохой чудотворец, — наконец выдавил я.
— Да уж. Я подумала, ты сумеешь…
Она вдруг оборвала себя, словно и без того сказала слишком много.
— Что сумею? Ты ничего мне не сказала. Спряталась от меня под маской. Ты врешь мне.
— Нет, — маска снова повернулась ко мне, являя застывшие черты.
— Тогда скажи мне, что ты скрываешь под маской. Пожалуйста.
Поговори со мной, мысленно заклинал я ее. Не прячь от меня свои тайны, Учимитль. Прошу тебя.
— Ничего, — ответила она ровным голосом. — Тебя это не касается, к тому же ты все равно не сможешь ничего сделать. Мне уже не помочь, Акатль. Сейчас только мой сын имеет значение.
— Тогда расскажи о своем сыне.
— Мацауатль почти не говорит о других воинах, — с явным, нескрываемым сожалением ответила Учимитль. — Но я кое-что понимаю и догадываюсь, что ему тяжело. Его не любят. Есть такие, кто порадовался бы его неудаче. Имен я не знаю.
— Понятно, — я встал, собираясь уходить. — Тогда я поговорю с Мацауатлем. Где он сейчас?
Маска обернулась ко мне со стремительностью растревоженной змеи:
— Это не выход.
— Тогда скажи, что мне делать.
— Нет.
Я слышал в ее голосе страх. Мне вспомнилась девочка, с которой мы играли когда-то — девочка, которая однажды вскарабкалась на праздничный шест и стояла там, со смехом подначивая меня забраться за ней и поймать ее. Она никогда ничего не боялась.
— Учимитль…
Она лишь покачала головой:
— Ищи Мацауатля на учебной площадке.
Ее голос вновь стал бесстрастным, и эта перемена добавила мне беспокойства.
* * *
Мацауатль со своим отрядом был на учениях. Я направился к тренировочным площадкам, не переставая думать об Учимитль и нашем детстве, о том, как мы бегали по полям кукурузы, раскинувшимся вокруг Койоакана, а потом, успокоившись, мечтали о будущем.
Любил ли я ее?
Годами я убеждал себя, что ответом на этот вопрос будет «нет». Но теперь пришлось признать, что она всегда волновала меня. Я не испытывал сожалений, принимая жреческий сан, но что-то я при этом утратил — драгоценную малость, которую уже не мог вернуть.
На площадках воины сражались друг с другом макуауитлями — деревянными мечами, лезвия которых были утыканы осколками обсидиана. Несколько человек закончили упражняться и теперь стояли чуть в стороне от остальных; их голые руки блестели от пота. Я подошел к ним:
— Я ищу Мацауатля.
Один из воинов коротко хохотнул, его товарищи ухмыльнулись в ответ.
— Да неужели?
Лицо смеявшегося мужчины покрывали глубокие шрамы, одет он был в накидку из перьев кецаля, а на руках носил плетеные кожаные браслеты — знаки текиуа, прославленного воина, захватившего больше четырех пленников. И высокомерие у него было соответствующее. Я ответил:
— Да, я ищу Мацауатля. Как это касается тебя?
— Йоуакалли, — коротко представился он. — Я служу в одном полку с Мацауатлем. Скажи мне, жрец, зачем ты его ищешь.
Йоуакалли окружало слабое свечение — он обладал способностью к магии, но я не мог определить, какой именно. В любом случае, от него исходило ощущение опасности, как от свернувшейся змеи.
— Сначала скажи, как это касается тебя, — ответил я.
Он наконец повернулся ко мне и впился в меня взглядом. Глаза его были синими, как полуденное небо — необычный цвет для мешика.
— Мацауатль — ненастоящий воин, — слова выдавали затаенную ненависть. — Его отец был текиуа, и Мацауатль постоянно напоминает нам об этом. Но его собственная доблесть в битве не стоит даже упоминания. Ему бы поумерить заносчивость.
— Он взял пленника.
Йоуакалли пожал плечами:
— Калеку? Великий подвиг.
— Этого человека прокляли, — ответил я, внимательно наблюдая за ним. — Уже после того, как он попал в плен.
— Так тебе сказали, и ты поверил. А я знаю правду.
— Я тоже, — я встретился с ним взглядом. — Решительному воину не составит особого труда отрубить мертвецу руку, закопать ее перед домом врага и произнести заклинание, чтобы тот впал в немилость.
Йоуакалли дернулся, но тут же совладал с собой.
— У меня нет способностей к колдовству, — он отвел взгляд, и я понял, что он врет. — Вот Мацауатль.
Он указал на воина, уходившего с площадки. Йоуакалли явно пытался сменить тему разговора, и я не стал ему мешать. Я смотрел на того, кого назвали Мацауатлем: уже достаточно взрослый, он все еще носил косу неопытного воина. Принеся в жертву Китли, он наконец сможет обрить голову. Его лицо раскраснелось от упражнений, но все я смог различить в нем черты Учимитль, ее красоту. Он так сильно походил на нее, что у меня сжалось сердце.
Сложись тогда все иначе, и его отцом мог бы стать я, а не Тлалли. Странная, тревожащая мысль, которую никак не удавалось выбросить из головы.
Когда я подошел к нему, он окинул меня презрительным взглядом:
— Чего тебе надо?
Я представился и объяснил, что меня прислала его мать, после чего его поведение стало менее сдержанным. Он отвел меня в сторону, туда, где нас не могли подслушать его товарищи.
Пока мы шли, я внимательно рассмотрел его. Если Китли, его возлюбленного сына по оружию, окружала затаившаяся зловещая сила, то на самом Мацауатле лежало проклятие, и пришло оно не из иного мира. Чтобы заметить его, надо было остановиться и вглядеться, но все же оно было — слабая, едва заметная аура, бурлящая подобно грозовым тучам, готовым разразиться дождем. Странное проклятие, раньше мне такого не встречалось.
Оно коснулось Мацауатля, как и всех прочих обитателей дома. Я снова подумал о маске. Вот почему Учимитль носила ее — проклятие обезобразило ее, точно так же, как оно парализовало Китли.