Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Феликс Керстен, которому тогда было всего шестнадцать лет, оказался отделен от семьи воюющими армиями и огромными расстояниями. Он остался один — без всякой помощи и поддержки. Настал момент истины.
До сих пор этот толстый мальчик — любитель вкусно поесть, беспечный мечтатель — плохо понимал ту страсть, с которой относился к работе его отец. Однако теперь, повинуясь инстинкту самосохранения, он в один миг понял и принял эту добродетель. С этого момента она станет главным двигателем всей его жизни.
Через два года он получил в Йенфельде диплом инженера-агронома и отправился на стажировку в одно из имений в Ангальте. Немецкие власти не чинили никаких препятствий студенту, отцом которого был немец, — его считали подданным императора Вильгельма II. Но, кроме прав, были еще и обязанности. В 1917 году Феликсу Керстену предстояло пойти в армию.
Сам он был крупным и плотным, двигался спокойно и осмотрительно, а рассуждал здраво. Он ценил немецкую работоспособность, методичность, немецкую музыку и культуру, но прусский милитаризм, военная форма, а главное, помешанные на дисциплине и шовинистически настроенные офицеры и унтера были ему отвратительны. К тому же к России своего детства он тайно испытывал ностальгическую нежность. Воевать против нее ему претило — да еще по причинам, которые ему совсем не нравились. В результате он нашел что-то среднее, вернее сказать, компромисс.
Большие конфликты в Европе, грозившие расшатать сложившийся порядок, давали малым нациям, поглощенным великими империями, надежду, а порой и шанс обрести свободу. Чтобы получить свободу, маленькие народы иногда помогали тем, кто угрожал их хозяевам. Например, во время Первой мировой войны чехи дезертировали, чтобы сражаться на стороне России против своих угнетателей — австрийцев. А финны, наоборот, сформировали в Германии добровольческий легион, чтобы освободиться от владычества русских. В него Феликс Керстен и записался.
Тем временем в России вспыхнула революция. Царской армии больше не существовало, и страны Балтии взялись за оружие, чтобы сражаться за свою независимость. Финны послали свои военные части на помощь эстонцам. Там оказался и Феликс Керстен, ставший к тому времени офицером финской армии. Он дошел до Юрьева, своего родного города, который после освобождения стал называться по-эстонски — Тарту. Там он с радостью встретился с родителями, которые вернулись домой с берегов Каспия после заключения Брестского мира. Это было в 1919 году.
Его мать по-прежнему была добра и великодушна. Отец был все так же крепок и готов работать без устали, хотя ему было уже почти семьдесят лет. Аграрные реформы новой эстонской власти, направленные на расширение прав крестьян, он воспринял философски, хотя у него отобрали почти всю его собственность.
— У меня осталось еще довольно много земли — чтобы обрабатывать в одиночку, вполне хватит, — с улыбкой сказал он сыну, когда тот уезжал обратно в полк, продолжавший сражаться с Красной армией.
Феликс Керстен провел всю зиму на болотах, без крыши над головой. В результате он заработал ревматизм, лишивший его возможности ходить, и вынужден был на костылях отправиться в военный госпиталь в Хельсинки.
5
Во время лечения Керстен задумался о будущем. Он мог остаться в финской армии, где он числился в лучшем гвардейском полку. Но жизнь военного ему совсем не нравилась. Его диплом агронома? У него больше не было земли, где он мог бы применить свои знания по сельскому хозяйству, а работать на чужих он не хотел.
После долгих раздумий Керстен решил стать хирургом. Он поделился своими мыслями с главным врачом госпиталя майором Экманом. Майор проникся симпатией к молодому офицеру, всегда спокойному и отличавшемуся зрелостью суждений.
— Послушайте, приятель, — сказал майор, — я сам хирург и могу заверить вас, что учиться надо будет очень долго. Это будет очень сложно, особенно для вас. У вас ведь нет денег, и придется одновременно с учебой зарабатывать на жизнь.
Старый доктор взял Керстена за руку и продолжил:
— На вашем месте я бы попробовал заняться медицинским массажем.
— Массаж! Но почему? — удивился Керстен.
Майор Экман развернул его руку и указал на плотную сильную ладонь с толстыми короткими пальцами.
— Эта рука очень подходит для массажа, а для хирургии она годится гораздо меньше.
— Массаж… — вполголоса повторил Керстен.
Он помнил, как во времена его детства к матери приходили крестьяне, чтобы она своими проворными пальцами лечила растяжения, разрывы мышц и даже небольшие переломы. У его бабки и прабабки были те же способности. Он рассказал об этом доктору.
— Вот видите! У вас наследственный дар, — сказал майор Экман. — Возьмите костыли и идите за мной в поликлинику. Там вы получите первые практические уроки.
С этого дня госпитальные массажисты, лечившие раненых солдат, начали обучать Керстена. И месяца не прошло, как солдаты стали отдавать предпочтение младшему лейтенанту-ученику, а не штатным профессионалам. А он с каким-то почти пугающим его изумлением и странным ощущением счастья понял, что его руки способны приносить страждущим облегчение и покой, возвращать здоровье.
В северных странах и особенно в Финляндии искусство массажа было старинным и очень уважаемым занятием. Одним из самых известных специалистов в Хельсинки был доктор Колландер. Его приглашали в госпиталь, чтобы лечить самые сложные случаи. Он познакомился с Керстеном и, оценив его талант, взял к себе в ученики.
Следующие два года для молодого человека были очень трудными с материальной точки зрения. Он не пропускал лекции и практические занятия, но, чтобы не умереть с голоду, подрабатывал докером в порту Хельсинки, официантом и мойщиком посуды в ресторанах. У него было крепкое здоровье и отменный аппетит, позволявший есть все что угодно. Там, где другой бы отощал, он только становился дороднее.
В 1921 году он получил диплом массажиста. Профессор сказал ему: «Вам следует поехать в Германию и продолжить обучение».
Керстен счел совет полезным. Через некоторое время он — без гроша в кармане — приехал в Берлин.
6
Вопрос с жильем решился просто. У родителей Керстена в немецкой столице были старинные друзья: вдова профессора Любена, жившая вдвоем с дочерью Элизабет. Семья Любен была небогата, но обе дамы были образованны и культурны и с радостью приютили у себя нищего студента. Что же касалось всего остального — еды, одежды, платы за обучение, — то Керстен поступал так же, как в Хельсинки,