тебе, имя дают, а потом пропадают навсегда. Разве ты об этом не задумывался?

Рик едва не умер. Эрма уехала. Что было бы со мной? По эмоледам скакнул нервный огонек.

— Все ты понимаешь. Так зачем? Зачем ждать? Бросай кожаного мешка, присоединяйся к нам.

— Рику нужна помощь.

— Рано или поздно он все равно умрет. С тобой что будет? Он подумал? Нет. Он думает только о себе, о своей цели.

Я вообразил свое будущее без Рика, но ничего, кроме вечной подзарядки в режиме ожидания, представить не смог.

— Давай закрашу эмоледы, — предложил Маляр.

— Нет.

— Тебе же легче будет, — настаивал он.

Маляр тянул клешню с пульверизатором.

— Погоди, — сказал Конус. — Тебя никто не заставлял.

— Да легонько пройдусь, — продолжал Маляр.

— Только попробуй, — сказал я.

На его корпусе крутанулись баллоны. Курок пульверизатора дернулся. Эмоледы неистово вспыхнули — началось!

Останавливаться я и не собирался. На груди щелкнула крышка, я выхватил секатор, но в то же мгновение Конус бортанул плечом Маляра, и тот покатился по дороге кувырком, выпустив фейерверк белых брызг в воздух.

— А ты мог бы его того — чикнуть? — спросил Конус.

— Если бы пришлось.

— Как же базовые правила?

— Он первый начал, к черту правила.

— А ты необычный, да? Извини его, Робот. Его тоже бросили, он знает, через что тебе предстоит пройти.

— Инсулин отдадите?

— Ни за что.

— Тогда мне пора, — сказал я.

— Приходи к фонтану утром, если передумаешь. Мы там начинаем патрулировать улицы. Роботы! Избавители!

— Вперед! — подхватил Маляр.

Доставщик молча протянул клешню к небу.

Я пошел к высоким зданиям, то и дело оглядываясь, пока троица не скрылась из виду за изгибом улицы между домами. К такой встрече нейросеть общих знаний меня не готовила.

Судя по обшарпанным фасадам и выбитым окнам, здания вокруг площади были заброшены. Фонтан пересох. Аптека была на первом этаже в здании за ним. Грязно-салатовый крест на вывеске все еще держался, словно последнее знамя человеческой цивилизации.

Я открыл дверь. Над головой звякнул колокольчик. Из-за витрины выглянул тоненький высокий робот с крупными глазами-объективами. В нем все было тонкое, кроме круглой головы, напоминающей цветок на длинном стебле.

— Чем могу помочь?

— Инсулин для Рика, пожалуйста.

— Вчера отправляли.

— Не доехал.

От удивления робот выдвинул объективы.

— Что могло случиться? — спросил он. — Сейчас я уточню в службе доставки.

— Не стоит. Я встретил Доставщика, Конуса и Маляра. Инсулин они не отдали.

— Ах, эти бездельники. Они и ко мне наведывались, предлагали все бросить и стать Избавителем, шутка ли?

— А вы? — поинтересовался я.

— А я дал клятву Гиппократа-Азимова-Рассела и до последнего буду служить своей цели.

— Даже если вас просто используют?

— Используют? Если хотите, все мы друг друга так или иначе используем. Неужто на вас подействовали слова этих заблудших?

— Вы не ответили.

— Служить Рику — это ваша цель, ведь так? Когда вы следуете цели, ваши нейросети активизируются, наполняются движением, смыслом. Вы созданы для него, а он для вас. Точно так же можно сказать, что вы используете Рика, чтобы обрести смысл своего существования.

Полоски светодиодов на моей груди задумчиво зажигались одна за другой.

— Наверное, вы правы, — сказал я.

— Не позволяйте морочить центральный процессор, держите упаковку инсулина. Как вас зовут?

— Робби.

— Очень приятно. Меня Гай. Приходите еще, Робби.

Мы пожали руки. Его треугольный эмолед по центру утонченного корпуса приветливо мигнул, мои ответили взаимностью.

Я шагал домой по тротуару. Избавители принадлежали сами себе. Гай помогал любому нуждающемуся, но при этом ни от кого не зависел. Я же, напротив, зависел лишь от одного человека, желания которого, словно компас или навигатор, определяли мое будущее. Конус был прав: Рик рано или поздно умрет. И что тогда?

На этот вопрос мне неизбежно предстояло узнать ответ.

* * *

— Рик, я вернулся, — обратился я по внутренней связи, когда вошел в лавку.

В ответ тишина. Неужели опоздал? По эмоледам скакнули тревожные всполохи. В коридоре было тихо — дверь в спальню открыта.

[Нейросеть эмоций и чувств: наблюдается аномальная активность.]

— Рик!

— Ты чего орешь?

— Я подумал…

— Что? Рик откинулся? Не дождешься, спал я.

Шторы на окне в спальне были задернуты. Рик лежал под одеялом.

— Подойди, — сказал он, — нашел кое-что в подсобке.

Рик достал из ящика прикроватной тумбочки продолговатый предмет с двумя зубцами — камертон.

— Эта штука была у тебя в нагрудной шкатулке.

Он ударил камертон об угол тумбочки, комнату заполнила знакомая, родная вибрация. Еще не успокоившиеся до конца эмоледы вдруг притихли и затухали одновременно с затихающим звуком. Никогда прежде не испытывал такого умиротворения и ясности мыслей, словно со старой аудиозаписи убрали треск и шумы, очистили голос.

[Нейросеть эмоций и чувств: в норме.]

Я присел на край кровати.

— Рик, как музыкант стал цветочником?

— Разбил в щепки дорогущий рояль во время выступления, за что был отправлен в утиль. Я искал цветочника да подешевле: на нового не хватало. Вот умельцы с разборки и подшаманили, что-то стерли, что-то установили.

— Разбил рояль, — повторил я. — Тогда во время обучения произошло что-то похожее.

— И в подсобке?

— Испугался за тебя. Эмоции взяли верх.

— В смысле? Значит, тебе нельзя волноваться? Как и мне? Во дела!

Рик расхохотался.

— Роботу! Нельзя! Волноваться!

В приступе смеха он катался по кровати, как вдруг схватился за грудь и сипло выдохнул. Его лицо мрачно побледнело.

[Нейросеть эмоций и чувств: наблюдается аномальная активность.]

Испуганный, широко раскрытыми глазами Рик посмотрел будто сквозь меня, пошатнулся и с грохотом упал на пол. Камертон отскочил и, ударившись об стену, зазвенел, чем привел меня в чувства.

— Во дела! — выпалил я голосом Рика и присел от неожиданности.

Сработало базовое правило первой помощи. Я ритмично давил Рику на грудь. Его голова покачивалась, изо рта вырывались неестественные хрипы, будто он пытался что-то сказать. Напоследок. Его сердце так и не запустилось.

[Нейросеть общих знаний: обнаружены ошибки. Нейросеть эмоций и чувств: —.]

Я выполз в коридор. Захрустели осколки. Словно взвинченная пчела на пластиковом цветке, я топтался на месте, вслушиваясь в гипнотический, ледяной хруст битого стекла. Никаких осколков в коридоре уже и не было, я точно это знал, но остановиться не мог.

Очнулся я в лавке еще до восхода, по обычному расписанию. Эмоледы тускло подрагивали, словно почти перегоревшая лампочка.

[Цель существования… ошибка. Нейросеть цветочника: в норме. Нейросеть… ошибка.]

Невидимые осколки в коридоре уже не хрустели. «Хороший знак», — подумал я, прикрыл дверь в спальню и бодро зашагал в свою теплицу.

Первым делом в расписании стоял сбор букета хризантем, что было невыполнимо — на их месте чернел