невидимые исполинские руки схватили его за плечи. В этот момент луна выскочила из-за туч, осветив эту сцену гигантским равнодушным софитом. Я отчётливо увидел побелевшее лицо Эдика, его широко раскрытые глаза. Он вдруг обмяк, перестал кричать, словно приняв неизбежное и глядя мне в глаза сказал, я прочитал это по губам: «Будь ты проклят». Через мгновение нечеловеческая сила с огромной скоростью унесла его в непроглядную тьму. После этого наступила тишина, метель стихла, как по команде. Девочка за окном тоже исчезла, я остался один.

Не знаю, через сколько времени меня нашли, после того как Эдика не стало. Наверное, через несколько часов. Я потерял счёт времени. Помню только, что я не страдал больше от холода. Я просто сидел, оцепеневший, ничего не видя сквозь запотевшие стёкла.

Спасателям, а чуть позже и следователю я говорил, что Эдик ушёл искать помощь, после того как машина заглохла, как я его ни отговаривал. Я повторял эту версию столько раз, что и сам поверил в неё. Меня никто не подозревал, подобные случаи случаются не так уж редко. Если вы почитаете статистику, то сами убедитесь, зима регулярно собирает в степи свою дань.

Эдика искали несколько дней, а когда стало ясно, что надежды нет, спасательные работы прекратили. Помню, кто-то из спасателей сказал, что труп всё равно найдётся по весне. Но и с наступлением весны, когда растаяли все сугробы и грязными ручьями стекли по оврагам, Эдика не нашли.

С тех пор прошло уже много лет. Я давно живу в другом городе, далеко-далеко от родных степей и от их беспощадных зим. В тех краях, куда я переехал зимы короткие и тёплые, иной раз мы не видим снега до самого нового года. Однако даже в такие бесснежные и мягкие зимы я чувствую нарастающее беспричинное беспокойство и стараюсь не покидать пределов города. В зимние ночи я включаю свет по всей квартире, задёргиваю плотно шторы и никогда не выглядываю в окна. Я боюсь того, что могу там увидеть и никому не могу рассказать о своих страхах.

Ту злосчастную ночь я стараюсь никогда не вспоминать. Но иногда, например, когда алкоголь размывает все внутренние запреты и воскрешает остатки моей смелости, меня посещают тягостные сомнения. Я начинаю терзать себя вопросами. Ведь в ту ночь, мы оба были у неё в руках, она могла отнять наши жизни в любой момент. Зачем же было толкать меня на этот мерзкий поступок? Или наша смерть от переохлаждения не была предопределена? Может мы оба могли выжить? В чём смысл, торговаться за жизнь, когда они обе уже принадлежали ей? И наконец, чем же я заплатил, что явилось подлинной ценой за возможность жить дальше?

У таких бесед с самим собою есть горькая особенность: задающий вопрос уже практически знает ответ!