что дорога теперь охраняется, на любую подлость сейчас пойдут лишь бы от тебя избавиться. Слышал я, им всего десяток душ погубить оставалось, чтобы Аспида — Змея-ящера огненного из реки Смородины поднять, пока врата междумирья открыты. Тогда всё, о чем в Апокалипсисе сказано, случится, и глазом моргнуть не успеешь.

— Не бывать сему, слышишь?! Я им сейчас сам такой Армагеддон устрою, до конца времен помнить будут. Соль у старухи еще осталась?

— В кладовке смотреть надо.

— Ладно, пошли искать, созрела тут у меня одна идея.

Соль в кладовке нашлась. Совсем немного конечно, небольшой холщевый мешочек, чуть более полфунта. Игнат удовлетворенно сунул его за пазуху и снова отправился на злополучный перекресток.

Тут он, на тропинке, что вела к мосту, просыпал кругом соль, оставив лишь проход со стороны моста шириной точь-в-точь с тропинку, супротив того места где засаду себе устроил, и еще немного соли в мешочке оставил, дабы хватило этот круг завершить по необходимости.

За всеми этими приготовлениями, с видом истинного охотника, молча, наблюдала сидящая в ветвях старой искореженной ели большая серая сова.

И как оказалось неслучайно.

Со стороны моста, к распутью лесной дороги, двигалась целая компания титулованных бесов, трое молодых и один постарше. Почуяв что-то неладное, старый бес намеренно отстал от компании своих соплеменников и медленно пошел следом, то и дело настороженно вглядываясь в темноту ночного леса. И в тот момент когда молодые бесы угодили в Игнатову ловушку, упершись в обжигающую, невидимую стену, их старший сородич соскочил с тропинки, и спрятавшись в лесу оборотился большой ядовитой гадюкой.

Лихо, скользя по снегу, стремительно направилась она, к тому самому месту, где устроил свою засаду Игнат.

Игнат же тем временем, выскочив из укрытия и быстро соединив оставшейся солью края круга, окончательно захлопнул соляную ловушку. Вынув поверх рясы нательный крест, принялся он читать святую молитву. Бесы взвыли, корчась в муках, вспыхнули ярким пламенем и в мгновение ока сгорели, оставляя после себя на снегу небольшие горсточки черной золы и седого пепла.

Узрев незавидную участь своих собратьев, старый бес-гадюка с красными от злобы глазами, подобрался как можно ближе, и приняв стоку, бросился со спины на ничего не подозревающего Игната, желая впиться смертельным укусом в его обнаженную шею.

В это самое мгновение, в спину Игната ударили два невыносимо ярких луча света. Игнат обернулся на свет, прикрывая ладонью глаза дабы узреть происходящее за спиной, как раз в тот самый момент, когда большая серая сова, из глаз которой и исходил этот свет, на огромной скорости перехватила у самого его лица, жирную, злую змею с широко раскрытой пастью и нацеленными в его шею ядовитыми зубами. Едва не сбив дьякона с ног, взмыла она со змеей в когтях высоко над лесом. Там разорвав змею пополам, большая серая сова плавно спустилась к земле, и усевшись сбоку тропы на каменный валун, не мигая, огромными своими глазищами уставилась на Игната.

— Ну что, смотришь, приемник?! Пошли что ли, в избу, знакомиться будем? — обратилась она к дьякону, бесстрашно перебираясь с камня к нему на плечо.

Дьякону ничего не оставалось, кроме как молча последовать неожиданному предложению своей пернатой спасительницы.

— Входи, герой, отдохни, согрейся, вроде бы затишье пока на дороге, — радушно встретил дьякона у порога кот Алабрыс, — А это, что за особу ты в избу тащишь? — живо заинтересовался он сидящей у Игната на плече птицей.

— Сам ты особа! Не признал что ли?! — перебираясь с дьяконова плеча на стол, ответила за Игната сова.

— Бабушка родная, Матрёна! — воскликнул кот, — Как же это так тебя угораздило?! Кто посмел?!

— Кто надо тот и посмел, а как посмел, так и сгинул! Опростоволосилась, ясно?! — развела крыльями раздосадованная сова. — За тысячу лет, имею право и ошибиться! Ладно, всякое бывает, да быльем порастает! Помоги лучше снадобья собрать, будем облик мой возвращать, а то перья эти что-то уж больно чешутся.

Работа в избе закипела. Сова по-хозяйски управляла стряпчими, называла необходимые по рецепту травы, кот находил и указывал их Игнату, тот аккуратно собирал, отмеряя нужное количество и ссыпал их в стоящий в печи чугунок, с кипящей талой водой.

— Всё, последний ингредиент, — констатировала сова, — щепотка «лосиной бороды» и можно пробовать. Только ты Игнат осторожнее, сыпь её в воду и быстро в сторону отходи, не то обваришься.

Следуя совету совы, Игнат высыпал в чугунок щепотку сушеного мха и отошел от шестка. В этот самый момент в печи раздался приглушенный хлопок, и вслед за ним, в избу ворвалось голубое облако клубящегося пара, которое тут же бесследно и испарилось под сводами избушечьей крыши.

— Если не ошибаюсь, то готово. Ну-ка, лей в блюдце, отведаю, чего там у нас получилось, — скомандовала сова.

Игнат, морща нос от противного запаха колдовского варева, зачерпнул уполовником нужное его количество и перелил его содержимое в совиную миску.

В избе воцарилось молчание. Кот с дьяконом, усевшись за столом, с неподдельным любопытством наблюдали за тем, что должно было произойти.

Сова, склонилась над миской, забирая в клюв колдовского напитка. Запрокинула голову, и сделала первый, осторожный глоток. Затем еще один, и еще, пока миска полностью не опустела, и тут… на глазах у изумленных подельников, сова стала превращаться в огромный пернатый шар, который по мере своего увеличения взялся сбрасывать с себя перья, пока и вовсе не лопнул, как мыльный пузырь на ярмарке, являя миру… сидящую на столе в пуху, обнаженную старуху.

Кот стыдливо прикрыл морду, пушистым хвостом, а Игнат, крепко зажмурившись, перекрестился.

— Дремучий случай! — вырвался у старухи возглас изумления, — Отвернитесь охальники! Оденусь покуда. Совсем забыла, что одежа к этим чарам не прилагается.

За окошком начало светать.

— Может все-таки, отдохнешь, прежде чем в путь пускаться? Ночь не спал, и домой путь не близок, — уговаривала Игната бабка Матрёна, стоя у избы на заснеженной тропинке, а у её ног, с той же целью, назойливо терся рыжий казанский кот Алабрыс.

— Нет, матушка, домой пойду, — ответил Игнат поглаживая кота. — Испытание своё я исполнил, вас дождался, смену передал. Жив, здоров, слава Богу, остался! За что и вам поклон низкий! Пойду я, дома, при церкви, я теперь поболее чем здесь надобен буду. Прощайте! Даст Бог, еще свидимся!

— Ну, уж как решил, так и ступай с миром! Вот тебе пёрышко моё, совиное. За ним иди. Оно в аккурат к твоей церкви тебя и выведет, а о нас ни кому не сказывай, но и сам не забывай, помни — коли не веришь чему-то, то это вовсе не повод утверждать того, что быть такого на свете не может, или еще хуже,