Сашенька достала из кармана ключ (приходится запираться, а что делать?) и… услышала громкий, раскатистый храп, который доносился из ее комнаты.

Этого не может быть…

Она прислушалась.

Храп.

Точно – храп!

Сашенька надавила на ручку двери (открыто!) и заглянула в комнату. На кровати лежал человек. Мужчина. Огромный, как бык. И он спал. И скорее всего видел красочные сны – свет настольной лампы падал на мясистое лицо и грузное тело, давая возможность оценить незнакомца целиком и полностью.

– Кто это? – вслух изумилась Сашенька, отлетая от двери как ошпаренная.

Кто это???!!!

На ее кровати???!!!

Только сейчас она заметила в углу, около старой тумбы, большую кожаную сумку с потрескавшимися ручками.

Командировочный… опять… но почему в ее комнате?

Закусив губу, Сашенька заметалась по коридору. Первым желанием было броситься к тетке и все выяснить, но к горлу подступил ком обиды, из глаз брызнули слезы, а сердце сжалось и забилось, как у насмерть перепуганной птицы. Ну пойдет она сейчас к Галине Аркадьевне, и та ей что-нибудь ответит, но мужика-то этого с кровати до завтрашнего утра точно не спихнуть, да и нет желания заходить в комнату после такого… свинства.

Сашенька села на стул и беззвучно заплакала. Хватит. Пашка прав, она должна изменить свою жизнь. Она должна заявить о своих правах и должна стать сильнее и настойчивее. Завтра утром она поговорит с Галиной Аркадьевной, и… и пусть жильцы выметаются к чертовой матери!

– Пусть выметаются, – всхлипнула Сашенька и, вынув из кармана платок, шумно высморкалась.

Завтра, она поговорит с теткой завтра…

Владимирская область

Федор Иванович Веревкин сидел в шкафу. Пушистый мех, украшавший рукав куртки, противно лез в лицо и вызывал вполне справедливые приступы негодования. Но убрать «эту гадость» было совершенно некуда, а если учесть, что дышать в столь ограниченном пространстве, забитом шмотками, весьма проблематично, то хоть караул кричи! А еще под задницей, как назло, оказался шуршащий пакет, а значит, телодвижения не желательны. Хруп, хруп – и все! Задушит Отелло и Дездемону, и этого… как его… ну, хахаля ее!

«То есть меня, – подумал Федор Иванович и дернул носом. – И доказывай потом свою непричастность и невиновность…»

Веревкин прислушался, тяжело, но беззвучно вздохнул. Вообще-то, он причастен и виновен, чего уж там… и еще неизвестно, чем для него эта история закончится, но… но жить-то хочется.

А все так красиво начиналось – собственноручно выращенные гладиолусы сорта «Донна Мария», плитка молочного шоколада и коронное «как вы прекрасны, Танечка».

Татьяна Ильинична, работающая продавцом в колбасном отделе скромного магазинчика, раскраснелась и пригласила к себе. Не зря же он «окучивал» ее два с половиной месяца: и подарочки дарил, и поглаживал, по возможности, мягкие места, и шептал в ушко комплименты, и ручку целовал. Этакое настойчивое заигрывание с ясным подтекстом. Вроде как и ей сериальных приключений хочется (скоро уж пятьдесят лет стукнет, а приключений все нет), и ему «надоть». Хотя она не в его вкусе, но зачем усложнять… Крепко сбитая, невысокая хохотушка, крашеная «а-ля блондинка» (волосы цвета увядшего лютика), обладательница трех золотых зубов, поклонница яркой косметики – не так уж и плоха Танечка! И колбасой «Докторской» пахнет, что немаловажно… И все уже было, как у людей – страсть приняла подобающее ей горизонтальное положение, сердца бились в унисон, «молодая» хихикала часто и призывно, но… с ночной смены неожиданно вернулся муж… Ситуация, как в заезженном анекдоте.

«Надо было поподробнее узнать, кто у нее муж, чтоб, значит, спрогнозировать возможные варианты… – покачал головой Федор Иванович, чувствуя, как немеет правая нога. – Муж, муж… Прогульщик он самый настоящий! Сидел бы на своей работе, как по графику положено, так нет же, надо обязательно людям жизнь испортить!»

За свои шестьдесят пять лет Федор Иванович Веревкин побывал в разных передрягах и в шкафу сидел не в первый раз (в четвертый или пятый), но обычно проблема решалась быстро – жена выпроваживала муженька за хлебом-молоком и путь становился свободным, а тут – никаких шансов! Отказался супруг Татьяны Ильиничны топать на ночь глядя в магазин – зуб у него, видите ли, болит, вот он и вернулся домой раньше… Симулянт!

Федор Иванович состроил гримасу и прислушался. Из соседней комнаты (или из кухни) до него долетали некоторые фразы, которые давали возможность составить картину происходящего.

– …а гладиолусы такие драные ты где взяла? – недовольный мужской голос.

– Купила… у одной старушки.

«Они не драные! – мысленно возмутился Федор Иванович. – Они гофрированные! Понимать же надо!»

– У старушки… – шепотом передразнил он, пытаясь немного изменить позу. – Да я еще о-го-го…

Это была правда. Любовным похождениям Федора Ивановича Веревкина мог позавидовать сам Казанова. Годы шелестели, как страницы толстой энциклопедии, а чувства к противоположному полу и не думали ослабевать – вперед и с песней! Два раза он был женат, но оба брака развалились именно из-за разгульного характера Веревкина (кобелировал исключительно для бодрости духа, понимать же надо…). Детей вот не народил – это жаль, это непорядок…

– Налей еще водки – зуб прополощу… – донесся капризный голос мужа «Танечки».

– Да ты уже наполоскался. Полбутылки как не бывало!

– Болит, зараза! Налей, говорю…

– А может, тебе поехать к врачу?

– Ты на часы-то посмотри! Все уже закрыто!

– А вроде около хозяйственного круглосуточная стоматология была…

– Денег на такую роскошь у меня нет, я же не олигарх какой-нибудь!

Очередная попытка Татьяны Ильиничны спасти положение с треском провалилась. Федор Иванович загрустил… Может, рогоносец примет изрядное количество «беленькой» и заснет? Тогда на цыпочках, на цыпочках… и за дверь! Водка – она любую хворь лечит, особенно больные зубы, да и снотворное отменное – пусть пьет побольше.

– Гладиолусы ему мои не понравились… – буркнул Веревкин, осторожно вынимая целлофановый пакет из-под мягкого места. Раздалось тихое шуршание, которого никто, кроме Федора Ивановича, услышать не мог. «А я вот сейчас выйду из шкафа – и будешь потом рассказывать психиатрам про белую горячку», – зло подумал он, представляя выражение лица несчастного рогоносца.

Страх и паника уже отступили, сидеть в шкафу надоело, и последняя мысль показалась не такой уж и плохой. А что? Эффект неожиданности сыграет свою роль – и все обойдется без жертв и разрушений. Татьяну Ильиничну, конечно, жалко, но с другой стороны – не надо изменять. Фи. Федор Иванович поморщился, приоткрыл на сантиметр дверцу шкафа и тут же ее закрыл. Нет, он подлой душонкой никогда не был и не будет, женщину подставлять – это ж последнее дело!