Он толкнул дверь, массивную, из красного дерева.

– Джеймс!

Он повернул голову к Томасу, но не посмотрел на него.

– Хорошо, что ты вернулся.

Джеймс вышел из офиса и тихо закрыл за собой дверь. Он посмотрел через холл и с облегчением увидел, что сыновья все еще в конференц-зале. Мальчики, воспитание которых Карлос никогда не доверил бы Джеймсу.

Пять с половиной лет назад

1 декабря

Пуэрто-Эскондидо, Мексика

На террасе бара на пляже гостиницы «Каса-дель-Соль» сидел тот самый парень, который приехал вместе с Эйми. Ян, так его звали. На его плече висел фотоаппарат, и он слишком часто смотрел на меня. Почему он все еще здесь? Ему следовало бы уехать вместе с ней.

Имельда Родригес, владелица отеля и женщина, изображавшая мою сестру, сказала мне, что Эйми улетела домой днем раньше, через несколько часов после того, как я высадил ее у гостиницы. Мне была известна только одна причина, по которой я снова пришел в отель сегодня после полудня. Я хотел ясно дать понять Имельде, чтобы она держалась подальше от меня и моих сыновей. Она мне не сестра, а им не тетя. Я не хочу, чтобы она была в нашей жизни. Она плела интриги, она манипулировала, она лгала. Только бы не потерять свою гостиницу, за которую она не могла выплатить кредит. Томас Донато заплатил ей, чтобы она поддерживала ту придуманную жизнь, которую он создал для меня.

Я так и не узнал, почему он почувствовал потребность впутать в дело Имельду. И в этот момент мне было плевать на него. Сидя у стойки бара, я выпил шот текилы «Патрон» и вытер губы тыльной стороной руки.

Два дня назад Имельда призналась, что я не Джейми Карлос Домингес. Меня зовут Джеймс Чарльз Донато, и девятнадцать месяцев я прожил в состоянии диссоциативной фуги, оно продолжалось и сейчас. В любую минуту, в любой день, в любом месте я могу выйти из него. Бум! И я снова Джеймс. Настоящий я. Когда это произойдет, я забуду все, что со мной случилось после того, как я очнулся в больнице под гул аппаратов, с трубками, прикрепленными к моим рукам и в окружении тошнотворного запаха засохшей крови, антисептика и собственного немытого тела. Я понятия не имел, кто я такой и откуда. В моей голове не осталось ни одного воспоминания, кроме этого, первого: врач склонился надо мной и спрашивает, как меня зовут.

Когда я выйду из фуги, я забуду, как сильно я любил свою покойную жену, Ракель, и своих сыновей. Не вспомню, как меня обнял Джулиан, когда узнал, что я усыновил его. Я забуду и тот первый раз, когда Маркус сжал мой палец и улыбнулся мне беззубой улыбкой.

Я забуду, что я был Джейми Карлосом Домингесом.

Девятнадцать месяцев я не проживал ложь. Я был ложью. Мужчина с фальшивой личностью и без прошлого.

Что же до моего будущего, то его у меня может и не оказаться. Мой мозг переключится с Карлоса на Джеймса, и мужчина, которым я был сегодня, завтра исчезнет. Когда это случится, у моих сыновей будет отец, который их не знает и вряд ли захочет их воспитывать.

«Dios![4] Что будет с моими сыновьями?»

Я пропустил еще несколько шотов и проглотил обжигающую текилу. Я собирался пойти домой после разговора с Имельдой, но к черту все. Мне нужно было пропустить стаканчик или два. Я опустошил еще один шот. Всего получилось пять.

Текила узлом скрутила мой пищевод. Я выдохнул сквозь зубы, ударил себя в грудь кулаком, потом откашлялся.

Я посмотрел на часы. Отлично, у меня еще есть время. Наталия, сводная сестра моей покойной жены, присматривала сейчас за мальчиками. В качестве представителя отцовской компании «Хейз Боардс», она приехала в Пуэрто-Эскондидо на ежегодный torneo de surf[5]. Она собиралась уехать утром, но, учитывая ядерную бомбу, которая взорвалась в прошлый уик-энд, она осталась еще на неделю. Мне нужно было разобраться с последствиями, не волнуясь о том, кто позаботится о Джулиане и Маркусе.

Мне нужно было напиться.

Налив еще несколько шотов, я быстро проглотил их один за другим – один, второй, третий – опуская стаканчик на стол после каждого раунда. Выпив девятый шот, я уставился на свое отражение в зеркале за барной стойкой. На меня смотрели покрасневшие глаза на лице с трехдневной щетиной. Зеркало покачнулось.

– Вау! – сказал парень, сидевший на соседнем табурете. Он подтолкнул меня назад.

– Lo siento[6]. – Я положил локти на стойку и опустил голову на руки.

– Пустяки, приятель. – Парень похлопал меня по вспотевшей спине. Выгоревшие на солнце волосы упали ему на лоб. Он отбросил их назад и улыбнулся.

– Тебе хватит, Карлос. Я тебе больше не налью, друг, – сказал мне по-испански бармен Педро. Он забрал со стойки мой стакан и отправил его в мойку, где он звякнул о другие грязные стаканы.

Я схватил бутылку текилы, на дне которой плескалось на палец алкоголя, и сполз с табурета. Педро окликнул меня, когда я уходил. Я помахал рукой:

– Запиши на мой счет.

Я шагнул с террасы бара и утонул в песке. Вечернее солнце обожгло лицо, на мгновение ослепив меня. Сощурившись, я побрел по песку и нашел убежище в тени одинокой пальмы. От сухой жары защиты не было.

Текила не помогла, подумал я, вытирая пот со лба. Я оставался парнем с фальшивым именем и мрачным будущим. И никак не мог контролировать ситуацию.

Прислонившись к стволу пальмы, я смотрел, как солнце садится в море. Я почувствовал во рту привкус желчи, желудок свело, как сводит в ситуации «меня сейчас вырвет». Я потер грудь и посмотрел на ближайший мусорный бак. Щелкнул фотоаппарат. Я вызверился на фотографа.

Ян опустил фотоаппарат и прикрыл глаза рукой, защищая лицо.

– Освещение феноменальное. Это был хороший снимок.

Я отмахнулся от Яна.

Он поднял вверх руки.

– Эй, мне следовало сначала спросить.

– Забудь об этом.

Я сам, вероятно, забуду. Однажды. Я предложил ему почти пустую бутылку.

– Выпьешь?

Ян взял бутылку, вытер горлышко рубашкой и выпил. Его губы растянулись, обнажая зубы, пока горечь напитка опускалась в желудок. Он вернул мне бутылку, теперь уже пустую.

– Почему ты все еще здесь?

Он надел крышку на объектив.

– Имельда добывает для меня кое-какую информацию.

Я швырнул бутылку в ближайший мусорный бак и промахнулся. Она упала на песок. Проклятье.

– Я бы не верил тому, что она скажет.