Мишка Козлов фыркает за их спинами:

— А может поэтому, а?

Ванька поворачивает голову. Щёки Дино чуть розовеют. Он прикусывает губу и смотрит на свои руки. Пальцы у Дино длинные. Он чертит странные иероглифы на песке и молчит.

Ванька тоже сжимает губы. Он не доставит удовольствия пацанам увидеть нужную им реакцию.

Он наклоняет голову и лениво говорит:

— Я сейчас встану, и мы увидим, кто тут на кого похож.

И добавляет длинное и непечатное ругательство.

Мишка только присвистывает от восхищения Ванькиным словарным запасом. А щёки Дино розовеют ещё сильнее.

— Ладно, — насмешливо отвечает Колька и добавляет неопределённое. — Видно будет.

Такая стычка в обязательной программе раз за месяц. Потом пацаны обходят их стороной. Когда Дино уедет, всё вернётся на круги своя. И Ванька также будет гонять мяч на пустыре с теми Колькой и Мишкой. И никто не будет вспоминать про непонятного мальчишку Дино.

«Он даже на пацана не похож».

Против воли фраза засела в голове. Как тогда, ещё раньше, в детстве, когда родители говорили о городских — «малахольные».

Малахольные — это странные, не такие, как все. Ванька знает. Смотрел в интернете.

А теперь он думает о словах, сказанных Колькой. Почему-то то, что он воспринимал Дино царской дочерью никак не сопоставлялось с тем, что Дино не похож на пацана. Не сопоставлялось. Пока Колька об этом не сказал.

А ведь и правда. Ванька хмурится. Думать об этом стыдно. Странно. Почему стыдно, Ванька не понимает. Как будто он вот-вот поймёт что-то такое взрослое. О чём детям и знать нельзя. Что-то про Дино. Или про себя?

«Глупости это всё! Дино это Дино. Просто он…»

Дальше Ванька не думает, потому что засыпает. Мысли посещают его обычно перед сном, а засыпает Ванька всегда быстро.

Утром Ванька просыпается под негромкий разговор родителей:

— Не нравится мне, что Ванька болтается с этим, родственничком Ильиных, — недовольно бурчит отец за занавеской, разделяющей кухню и Ванькину комнату.

— А мне кажется, что он хорошо влияет на нашего Ваньку, — мать бренчит тарелками в тазу.

— Не надо нам такого влияния, — зло и отрывисто говорит отец.

— Да что ты взъелся так на мальчишку?

— Не понимаешь? Ты знаешь, в какой школе он учится?

— Да в какой школе он учиться может? — слышно как мать всплескивает руками по воде в тазу. — Все школы одинаковые.

— Валерка мне рассказывал, что в церковной школе. Слышал я, что в таких школах бывает, — туманно отвечает отец.

— Да что ты говоришь такое? Что бывает?

— Что бывает — что бывает, — упрямо продолжает отец. — Ты этого Дино видела? А школа только для мальчишек. Так что неизвестно, что там происходит. Писали как-то в газетах об одной такой, где сами святоши пацанов растле…

Дальше Ванька не слышит, потому что отец переходит на шёпот. Он почти ничего не понял, кроме одного. Отец сказал о Дино что-то очень плохое. Плохое, стыдное и непонятное. Становится неловко. Как тогда. Когда Ванька, проснувшись ночью в туалет, увидел, как отец с матерью… Тут Ванька краснеет и даже мысленно не хочет вспоминать увиденное.

При встрече с Дино Ванька чувствует эту свою внутреннюю неловкость. Хочется спросить. И не может. Понимает, что нельзя о таком спрашивать. Не сейчас. Не сегодня. И, может, никогда.

…

Ты понимаешь, что ничего не исправить. Если бы было можно.

Повернуть время.

Изменить обстоятельства.

Поменять героев местами.

Иногда тебе кажется, что ты сходишь с ума. Медленно. Иногда быстро.

Мучительно больно.

Мучительно сладко.

У тебя есть твои воспоминания. Такие яркие. Словно вчера. Ты опускал его в прелую траву обнажённой спиной назад. С реки тянуло прохладой. И запах прелой травы затмевал все остальные запахи. Трава лезла в нос. В рот. В глаза. Ты смеялся. И целовал его через траву. В вишнёво-песочный рот. Тонул в его глазах. В глубоком синем море. И уже тогда понимал. Понимал, что тебе не выплыть с такой глубины.

Иногда тебе кажется, что ты сходишь с ума.

Но если бы тебе вдруг предложили. Предложили вернуться назад и всё исправить. Вот твоя правда. Правда в том, что не от всех болезней есть лекарство.

Правда в том, что это твой выбор. Вот так, как сейчас. Медленно сходить с ума. Иногда быстро.

Эпизод 4

Летом всегда хорошо. И не важно, сколько тебе. Восемь, двенадцать или шестнадцать. Взрослая жизнь ещё где-то в неведомом. О взрослой жизни хорошо мечтать именно в шестнадцать. Когда ты уже не ребёнок. Когда тебе так кажется.

— Что ты слушаешь? — спрашивает Иван и тянет из уха Дино наушник.

Вставляет в своё ухо. Слушает. Недоумённо смотрит на Дино. Тот улыбается. Ждёт реакции.

— Тебе нравится? — Иван с недоверием возвращает наушник.

Дино кивает. Откидывается на руках чуть назад. Смотрит вдаль. Подставляет лицо тёплому ветру. В полдень ветер всегда тёплый в солнечную погоду. А речная прохлада ждёт своего вечернего часа.

Иван повторяет его движение. Пальцы чуть зарываются в нагретый солнцем песок. Соприкасаются в песке слегка с пальцами Дино. Иван смотрит вниз. Пальцы у Дино длинные. Изящные. Музыкальные. Приходит на ум такое определение. Пальцы под стать музыке в его наушниках. Переводит взгляд на свои. Всё равно, что сравнивать лилию и лопух. Зарывается пальцами глубже в песок.

— Арам Хачатурян. Маскарад, — говорит вполголоса Дино.

— А? — потеряв нить разговора, глупо спрашивает Ванька.

— Музыка, — терпеливо поясняет Дино. И улыбается.

Иван любит смотреть, как он улыбается. Словно включается ещё одно солнце. Только оно внутри. Внутри Дино.

— Кто это? Арам Хачатурян?

Ванька и не слышал никогда такого имени.

— Армянский композитор. Это классическая музыка, Ваня, — Дино говорит тихо, немного растягивая слова.

Он говорит мало. Но когда говорит, Ванька словно погружается в транс. Голос Дино действует на него магнетически.

— Не знаю такого, — честно признаётся Иван.

— Это ни о чём не говорит. Хачатурян сам до семнадцати лет не знал нотной грамоты. Многие талантливые люди в детстве не подавали никаких надежд. Так что у тебя всё впереди. Если захочешь.

Ванька хочет. Он очень хочет подавать такие надежды, чтобы дотянуться когда-нибудь до Дино. Ваньке шестнадцать, а он всё ещё чувствует себя крестьянином рядом с царской дочерью.

Дино по-прежнему держится очень прямо. И по-прежнему удивительно похож на девчонку. Ванька даже мысленно не позволяет себе это — «даже не похож на пацана». Мысленно не хочет обидеть.

— Любишь такую музыку? — осторожно спрашивает он.

— Люблю. И музыку люблю. И петь.

— Поёшь? — Ванька еле удерживается, чтобы