— Специально для тебя распечатал. Оцени! — Он широко улыбался.

— Ничего себе! — оживился Ермилов и тоже заулыбался, так что появилась ямочка на правой щеке. — Как тебе это удалось?! Блин! Это же замминистра финансов. А это тоже какая-то до боли знакомая физиономия. Не вспомню, кто же… Так, теперь подробности. — Он сгреб фото, собрал их в стопку и звонко пристукнул ими по столу. Затем переместился на диванчик у дальней стены кабинета и расположился там, закинув руки на спинку.

— Учитывая твою просьбу шифроваться, много узнать не удалось. Один дом находится на берегу Истры в таком навороченном закрытом поселке, что попасть туда, не вызвав подозрений, вообще нереально. Если только с реки водолазов запускать. Так-то можно попробовать…

— Не увлекайся. Ближе к делу, — строго попросил Ермилов.

— Второй домик, где я сфоткал замминистра, был доступнее. Я осмотрелся на местности, поговорил с соседкой, представившись потенциальным дачником, жаждущим снять фазенду на август. Она сказала, что тут дорого снимать. Я начал выпендриваться, дескать, денег у меня куры не клюют, мол, могу купить тут любой дом или пару. Вот хоть, например, этот, и показал на интересующий меня объект. Она рассмеялась и говорит: тут такой влиятельный человек живет, что нечего мне и соваться. Не по Сеньке шапка. Короче, он там жил с самого начала. Более того, жена замминистра активно участвовала в строительстве дома. Приезжала, следила за проведением работ. Ты ведь это хотел узнать?

Ермилов задумчиво кивнул.

— Там офигительный дизайн на участке. Бассейн, фонтаны, парная, купель на улице. Соседка продемонстрировала мне участок через забор. Даже в дом свой завела, со второго этажа разрешила посмотреть. Хвасталась так, словно это ее имущество. Думаю, этого замминистра тоже можно за бока брать.

— Своевременно или позже. — Олег снова принялся рассматривать фотографии. — А гости? Много людей туда приезжает?

— Практически никого. Только родственники, и то редко. Живут уединенно. Летом. И не все время. Соседка мне напела, что женушка замминистра любит путешествовать по миру.

— А что по поводу этой фотографии? — Ермилов вглядывался в лицо пожилого человека, сфотографированного сбоку.

— Это Граевский Иван Лукич. Пенсионер. Дом тоже будь здоров, хотя сразу не подумаешь, что богатый.

— Престарелый родственник?

— Погоди, — поднял ладони в успокаивающем жесте Вячеслав и продолжил: — Снаружи дом простовато выглядит. Но потом я глянул — камеры, охрана за забором в маленьком домике и участок необъятный, несколько гектаров — лес, сосны. Знаешь, — он сел рядом, закинул руки за голову, вытянул длинные ноги, — я бы сам не отказался в такой избушке пожить. Вот отчего ни у тебя, ни у меня такого нет?

— Не воруем, — помрачнел Ермилов, вспомнив о своем финском домике, который третий год жена жаждала покрасить, причем отчего-то обязательно посредством не очень умелых ручек Олега. Пока он собирался приступить к покраске, дом потихоньку облезал и выглядел уже не зеленым, а пятнистым. Ермилов покосился на друга: — Кстати, а ты не хочешь совместить приятное с полезным? Отдохнуть у меня на даче, попариться в бане, пожарить шашлыки и… помочь мне покрасить дом. А? Ну чего ты фигу показываешь? Вот если бы ты меня попросил…

— А у меня дачи нет, Константиныч! — весело и ехидно откликнулся Вячеслав.

— Так что Граевский? — посуровел Олег. — Ты ведь не у охранников его фамилию узнал?

— Местный участковый оказался моим знакомым. Пришлось проставиться. Кстати, расходы за твой счет… Так вот Граевского однажды ограбили, пока он отдыхал в Карловых Варах. Окна побили. Деревенские пацаны резвились…

— А охрана?

— Он ею только после кражи обзавелся. А тогда моего знакомого участкового Геннадьевича взяли за интимные места так, что он бегом бежал по следу малолеток не хуже собаки-ищейки.

— Сам Граевский сотворил с ним такой кощунственный акт?

— Не-а. Начальство беднягу шлифовало мелкой наждачкой. А само руководство, в свою очередь, пользовали из разных министерств — внутренних дел и внешней торговли. Не хило, да?

— У него дети, что ли, какие высокопоставленные чиновники? — удивился следователь.

— Он сам. Ушел на пенсию из Внешторга.

— Ну, связи остались, — с сомнением покачал головой Ермилов. — Несомненно. Но ты сам знаешь, когда человек уходит на пенсию, не слишком-то заботятся о нем. Отработанный материал. А тут… Странно.

— И я о том. Геннадьич говорит, такой кипеж подняли, что караул… Чай будешь?

— А что покрепче имеется?

— Вообще-то это с тебя причитается! — возмущенно покрутил головой Вячеслав, но полез в нижний ящик письменного стола и бухнул на стол бутылку коньяка. — Только тебе, я ведь дежурю. Вот это буду. — Он извлек из сейфа консервную банку со сгущенкой.

— Ну и сластена ты! — Олег потер переносицу в раздумье. — А если я тебе три банки дам, приедешь на дачу дом красить?

— Не мытьем, так катаньем, — засмеялся Вячеслав. — Людмила твоя мозг выедает?

— Поуважительнее! — Тем не менее Ермилов улыбнулся. — Это все? — Он потряс пачкой фотографий.

Вячеслав подал другу бокал с коньяком и блюдце с лимонными дольками. Выглядел он озадаченным.

— Странно. Ты интересовался этим Дедовым, а в домах, зарегистрированных на его имя, живут другие. Ну, допустим, в случае с замминистра это обоснованно. Тот прячет доходы, покупает именье на другого человека. Но кто этот человек, почему он сам не боится попасть под пристальное внимание бэповцев или Генпрокуратуры?

— Тем паче, что Дедов сам госчиновник. Работает во Внешторге, — подхватил Ермилов. — Одним могу объяснить — чувством безнаказанности. Однако tempora mutantur et nos mutamur in ilis.

— Не дави на меня ерундицией, — жалобно попросил Вячеслав.

— Это я к тому, что времена изменились. И мы тоже. Предел терпения наступил.

— Можно даже скаламбурить по этому поводу — наступил предел беспределу.

— Каламбурить будем, когда я прищучу этих коррупционеров, — урезонил друга Ермилов.

— И если не начнется звездопад с твоих полковничьих погон, — осмотрительно заметил Слава.

— С каких пор ты стал таким прагматиком?

— Да, знаешь ли, ступенчато к этому двигался. — Вячеслав отошел к окну и закурил, оттянул пальцем полоски жалюзи и посмотрел на улицу. — До меня, дурака, долго доходило. Сначала во время штурма Грозного, когда я еще в 131-й бригаде служил…

— В Майкопской бригаде? — оторопел Ермилов. — Там ведь совсем немногие выжили?

— Как видишь, я среди их числа… Комбрига потеряли и всех почти наших. У вокзала нас долбили, долбили духи из пятиэтажки, из «дома Павлова». Двое суток в окружении, контузия, барабанную перепонку повредили мне тогда. Я мертвым прикидывался… — Он усмехнулся. — Выползал, прятался по домам, подворотням… Так первые дни Нового года и встретил. Потом Первомайское — и осколки в плече и в затылке, в голову аккурат под «бестолковку» прилетел. Я уже в СОБРе служил. Потом один подрыв, следом второй, когда с тобой в «елочку» попали, — Вячеслав выматерился. — А они тут в это время деньги тырили. Продали нас тогда с потрохами и с договором этим в Хасавюрте… Оттянули, когда мы их уже дожимали, блин. А ты говоришь, коррупция! Когда они нас из нашего же оружия мочили. — Пепел с сигареты столбиком, не замеченный Славкой, упал на подоконник. — А у них дворцы, понимаешь, на нашей крови, на наши деньги. — Он обернулся, подошел к столику около Ермилова, где стояла бутылка с коньяком, налил себе и не чокаясь выпил.