Августин молниеносно припал на колено. Щелкнула тетива. Солдат захлебнулся кровью и упал навзничь.

Двое его напарников, ошеломленные, замерли, так и не взведя затворы своих винтовок. Они быстро трезвели. Из окна высунулась Сэми с внушительным дробовиком «Ремингтон» в руках.

– Лечь на землю, руки за голову! – приказал Августин.

Один послушно выполнил приказание, другой перекинулся в волка и попытался бежать. Заряд картечи из «Ремингтона», и стрела Августина быстро привели его к послушанию.

Августин поднес к губам «наручник» и, потребовав военную комендатуру Амстердама, сказал:

– Лейтенант сетевой полиции Джонни Джармуш. Подберите тут трех своих героев… Нет, ничего страшного… Один целехонек, у двух других отлетело кредитов по сорок… Вайолент-Роад, девятнадцать… Нет, девятнадцать… Д-е-в-я-т-н-а-д-ц-а-т-ь… Двадцать минус один, козел!!!

6

Девять сенсоров «Аргуса-18» автоматически сопроводили Владимира до двери под вывеской «Центр рекурсионной терапии „Байкал“ и, когда тот переступил порог, переключились в режим высокочастотного проникновения.

По просторной комнате, где не было ничего, кроме нескольких соломенных циновок, расхаживал коренастый человек в европейском костюме кофейного цвета, и это было первым, что удивило Владимира.

В руках человек держал раскрытую книгу в темном кожаном переплете, и это было вторым, что удивило Владимира.

Человек не сразу отреагировал на его появление. Он некоторое время продолжал читать, потом наконец закрыл книгу и бережно положил ее прямо на пол. Потом он посмотрел на Владимира. Его глаза были удивительно глубоки и в то же время совершенно непроницаемы.

– Здравствуйте, – довольно робко сказал Владимир. Подать руку он не решился.

– Мое имя Хотой, – сообщил человек.

У него был исключительно правильный русский выговор, свойственный обычно образованным иностранцам. Хотой был иностранцем. Он родился и провел свое детство в Якутии.

– Очень приятно, – улыбнулся Владимир. – Меня зовут Володя. Владимир Роговцев, – уточнил он, смутившись фамильярностью своего «Володи».

– Владимир Роговцев, – повторил Хотой, словно пробуя его имя на вкус. – А почему не Горацио?

– Простите?

Владимир слышал много разных басен и анекдотов о жизни натуралов. Он знал, что нужно быть готовым буквально ко всему, но загадочный вопрос Хотоя застал его врасплох. Действительно, Горацио было бы лучше, но раз уж назвали…

– Или почему не Клавдий? – ехидно добавил Хотой.

Владимира передернуло. Клавдий… Так его звали еще совсем недавно, каких-то две недели назад…

7

«Если в роду человеческом переведутся убийцы, извращенцы, алкоголики и наркоманы, если мордобой и кровопролитие перестанут приносить удовольствие хотя бы одной тысячной процента взрослых здоровых людей, на Земле наступит рай. Но это будет рай для стада кастрированных животных. Без зла нет добра, без ноля нет десятки, без твоего сознания нет мира. Без мортидо – тяги к разрушению и смерти, невозможно воплощение либидо – стремления к любви и жизни.

Мне не представляло большого труда создать ВР, в которой невозможно насилие. Но в таком случае получилось бы, что я создал всего лишь еще один телеканал для младших школьников! С другой стороны, много ли радостей знала раньше жизнь семидесятилетнего паралитика или даже вполне здорового клерка из «Юнион Банка»?

Уже в первой трети двадцатого века обнаружилось повальное стремление к бегству от повседневности. Боевики и мелодрамы, комиксы, выпивка и наркотики, перманентная сексуальная революция – более манифестируемая, нежели происходящая на самом деле, – несколько позже компьютерные игры и видеопутешествия пытались удовлетворить всеобщую тягу ощущать и переживать нечто необычное. Но это были всего лишь грубые суррогаты. Да, люди бежали от действительности. Куда? В никуда, в ничто.

Но с появлением Виртуальной Реальности появилась вторая, альтернативная действительность, не знающая скуки нашей мирной повседневности. Здесь отныне живет твоя Тень, твое темное начало. Здесь же оно и остается. В тот день, когда неведомыми маньяками будут уничтожены все нейрокомпьютеры, наступит конец света, ибо все Тени выйдут в материальный мир. Человечество захлебнется в собственной злобе. Оно живет, пока живет ВР. Читая эти строки, ты скажешь, что я уготовил миру Апокалипсис. Идиот. Я подарил миру вечную жизнь, ибо ВР неуничтожима».

Олаф Триггвассон. «Страннее, чем рай»

8

Когорта, в которой служил Клавдий, приняла свой последний бой под ночными пурпурными небесами.

Ночью над Каменными Столбами небеса всегда горят пурпуром от света четырех огромных лун, висящих так низко, что кажется, стоит нацепить реактивный ранец – и в один импульс допрыгнешь до тучного чрева ближайшей, и сможешь вырвать из него кусок раскаленной лунной плоти.

Под славными орлами и красными стягами Социальной Республики Сол его когорта развернула боевые порядки на берегу Тухлого Ручья среди огромных валунов и каменных расселин. Лучшего места для засады не найдешь до самого Сорок Третьего Шоссе. Это в любом тактическом наставлении русским по пустому начитано.

Вскоре показались солдаты Герцогства. Стадо живописных оборванцев класса Адам и несколько Агасферов вывалили из леса и быстрым шагом пошли вдоль противоположного берега ручья. Они представляли идеальную мишень для любого оружия.

Но Клавдий не спешил.

И лишь когда голова неприятельской колонны поравнялась с правым флангом их когорты, Клавдий отдал свой короткий приказ. Тотчас же Стена Иллюзий, которую держал их легионный Джирджис, рухнула, обгорелые пни и серые камни ожили, молниеносно превращаясь в республиканских солдат, и на разномастную герцогскую ораву обрушились потоки огня, стрел и снарядов автоматических пушек, именуемых в простонародье «швейками».

Бежать было бессмысленно. Враги залегли, но на открытой местности досталось каждому. Никто не остался обделенным республиканской щедростью. В ответ нестройно затрещало мелкокалиберное автоматическое оружие.

Герцогские наемники, которые, как известно любому, лишены твердого идеологического стержня и оттого по уши погрязли в разврате пред ликом своего идола, Желтого Дьявола, не могли выдержать долго под кинжальным огнем целой когорты. Многих из них ждало убийство до смерти, ужасное развоплощающее УС. Клавдий в боевом азарте припал к ночному прицелу автоматического огнемета и заливал огнем все, что двигалось или, напротив, стремилось не двигаться.

У солдат герцога подходили к концу боеприпасы – все реже пурпурную тьму прорезали оранжевые вспышки, очереди становились все более скупыми. Правда, легионный Джирджис республиканцев исчерпал свой временной лимит и выбыл по таймеру, но и без него победа казалась неминуемой. Пора было пустить в ход клинки. Клавдий поднес к губам мегафон и проорал: «В рукопашную! Вперед, с-сук-кины дети! Пленных не брать!» Последнее было данью доброй древней традиции. Брать пленных в этом мире было невозможно. По крайней мере, так считалось.