не ерепенься… — примирительно сказала Зойка. — Это же не прям вот завтра, поживёшь ещё. А может… — Зойка осеклась.

— Что «может»? Может помру поскорее, чтоб для меня сюда «газель» вашу не гонять? — взорвался Егорыч.

— Да что ты, Степан Егорыч, никто тебе смерти не желает. Начальство варианты прикидывает.

— Людоедское оно, начальство твоё, — проворчал Егорыч. — Варианты у него, вишь…

— Капитализм, дык! — попытался я разрядить обстановку, но снова неудачно: заведшегося Егорыча было не заглушить.

— Да вот ещё и капитализм ваш, на хрен бы он кому сдался. Жили хорошо при социализме, нет! всё поломали, всё порушили! Зачем нам капитализм этот притащили? Раньше-то вот хоть Генка на мотоцикле в район сгоняет, да привезёт всем, кто чего просил… а нынче как? Генка уехал, а у меня, едрён-батон, даже лошади нет.

— Не бросим тебя, Степан Егорыч, не волнуйся, — всё старалась замять ушедший не в ту сторону разговор Зойка.

Помолчали. Мясо допеклось, я снимал его с шампуров и раскладывал на три фаянсовые тарелки. Зойка разлила из второй баклажки, на душе повеселело. Я уселся в травку, жевал пахнущее костром мясо, запивал пивом и смотрел в небо. Над горизонтом сияла полная Луна и всё вокруг заливала ярким светом. Зойка пила пиво жадно, большими глотками, мясо почти не ела. Егорыч, наоборот, кружку отставил в сторону и налегал на шашлык.

— Хорошо тут, безлюдно и спокойно, — сказала Зойка. — Как будто на другую планету попадаешь. Тишина, уют. Ни тебе политики, ни экономики, никаких новостей, словно жизнь замерла. Остановись, мгновение…

Я подумал, что Зойка, которая не видела столичной жизни с её бесконечной суетой и сумасшедшим ритмом, даже не знает, насколько она права.

— Поэтому Игорь и выбрал ваши Поляны десять лет назад, — подтвердил я. — Почти теми же словами рассказывал: мир без часов, говорил, мир без времени.

Как бы опровергая наши с Зойкой восторги о безмятежности, издали донёсся долгий тоскливый вой. Зойка с перепугу придвинулась ко мне, и сквозь тонкую материю я почувствовал её горячее тело.

— Что это? — спросил я. — Собак-то, вроде, ни у кого нет…

— Волки расплодились, — пояснил Егорыч, беря с тарелки очередной кусок и макая его в соус. — Егеря ни хрена не делают, звери, вишь, обнаглели, ничего не боятся. Как-то раз даже во двор ко мне забежали. Я из-за этого ружьё прикупил… Но эти далеко, не обращай внимания.

Зря он это сказал. Зойка перестала бояться и тут же отодвинулась. Но немного магнетизма оставила, и теперь к ней потянуло меня. Я передвинулся к ней под видом «пиво стоит далеко». Зойка не протестовала и даже призывно сверкнула глазами, когда я, потянувшись через неё к баклажке, «случайно» коснулся рукой её бедра.

— Тут в прошлом году история была, — продолжил Егорыч. — К нам сюда иногда монах какой-то приезжает… на родник. Вот и в прошлом годе был. Это уж когда вы уехали, — старик посмотрел на меня. — Странный монах, не крестится, не молится, только видом монах. Всё по деревне ходил да сказки рассказывал…

— Что за сказки? — поинтересовалась Зойка.

— Да про Еде́м что-то. Он говорил, что Поляны — это новый Еде́м человечества, отсюда, мол, начнётся обновление… потом пошёл к роднику. А там волки откуда ни возьмись. Я давай палить в воздух, чтоб напугать их, значит. А монах тот посмотрел на меня, рукой махнул. А волки-то прямо сели вокруг него кружком и сидят — это я своими глазами видел…

— А монах что же? — спросил я.

— А он постоял-постоял, да и ушёл, больше не видели его. Но вот как волки его не тронули, до сих пор, вишь, удивляюсь.

— Стас, а что это за хрень у нас в небе появилась? — немного захмелевшая Зойка ткнула рукой в небо. — Вот сегодня не видно, а так… ну каждую ночь и даже днём иногда — яркая красная звезда. Что в Москве говорят?

— Когда я уезжал из Москвы, там ничего об этом не говорили: пасмурно было недели три, а то и больше. Я думаю, это сверхновая…

— Сверхновая-я-я? — протянула Зойка.

— Ну да, погибшая звезда. Перед смертью она ярко вспыхивает, как будто взрывается. И из-за этого становится в тысячи раз ярче.

— И долго она будет вот так… ярче?

— Пару месяцев вполне, — сказал я наугад, потому что точно не знал.

Снова завыли волки. Зойка воспользовалась этим и опять села поближе.

— Такие звёзды в древности предвещали несчастья, — тихо сказал Егорыч. — Мне бабка ещё полвека назад рассказывала, что перед концом света появится в небе яркая звезда. Думаю, она это, она и есть. Звезда апокалипсиса.

— Да ну, Егорыч… ну какого апокалипсиса, не будет никакого апокалипсиса. Попы людям головы задурили.

— Да попы-то тут не при чём. Свету конец когда-нибудь, да будет. Почему не сейчас?

— Да потому что мы сейчас находимся на пути к технологическому могуществу! Корабли в космос запускаем, интернет на всей Земле. Любые новости через пять минут известны всему миру!

— Интернет, говоришь? — усмехнулся Егорыч. — Ну и где он, твой… тырнет? Показывай.

Старик насмехался. В Полянах не работал ни один мобильный оператор. Поэтому никакого интернета здесь, действительно, быть не могло. Даже GPRS.

— Да и что с того интернета? — продолжил Егорыч. — Жрать-то его не станешь. Всей радости новости почитать, включай радио да слушай.

Тут я вспомнил.

— Кстати, Егорыч, у тебя радио работает? Моё только шуршит что-то.

— Моё тоже крякнуло — шипит, трещит… Где-нибудь столб упал или провода оборвались от ветра.

Зойка возразила:

— Провода не при чём. В райцентре тоже радио со вчера пропало. И телевизоры «снег» показывают. Говорят, буря какая-то… магнитная, что ли, или солнечная.

— Вот тебе и могущество! — сказал Егорыч. — Солнышко, вот едрён-батон, могущество. Засветит чуть ярче — перемрём от жары и радиации. Чуть потускнеет — замёрзнем. И что тут сделаешь?

Помолчали немного. Затем Егорыч, кряхтя, поднялся с травы и сказал:

— Ладно, молодёжь, сидите, а я — спать.

Егорыч ушёл, а Зойка положила мне на плечо руку, а на неё подбородок:

— Слыхал, красавчик? Апокалипсис идёт…

— Дык, — подыграл я, — первый ангел вострубил…

— Ну что… пошли, что ли?

И мы пошли.