— Львенок, я понимаю твои переживания и боевой запал — в тебе всегда была тяга к справедливости. Но мы не будем больше об этом говорить, слышишь? Я научился ценить спокойствие и стабильность и не хочу в очередной раз наломать дров. Как только вышел из тюрьмы, я узнал про каждого: самое страшное и непоправимое случилось с Кевином. Его смерть будет висеть на сердце до конца дней. Что касается остальных — их судьбы, может, сложились не лучшим образом, но жизням ничего не угрожает. В противном случае я бы не медлил.

Леона хмуро на него зыркала. На языке вертелось: «Иногда жизнь — участь куда худшая, чем смерть», — но Гамельн и сам это знал. Почему-почему-почему все так сложно? Выход наверняка был. Стоило просто поискать. Шесть лет назад таким выходом для Леоны и остальных детей стало похищение. Только вот жизнь — не сказка, и волшебного портала в другой мир не существовало.

Между тем Гамельн прошел к комоду и взял из вазы шоколадную конфету в обертке. Антистресс, как он их называл.

— Съешь и остынь.

Да он… да этот тип!

— Вот и остыну в ближайшей реке!

Леона выскочила на улицу и понеслась куда глаза глядят. День был безнадежно испорчен.

* * *

Конечно, ни в какую реку Леона не плюхнулась. Она ж не дура. Так — пометалась по берегу. Вода по-прежнему готова была выслушать все.

— Этот Гамельн… да что он о себе возомнил! — Леона набирала полные горсти гальки и швыряла, швыряла… По воде расходились мутные круги. — Забудь! Отпусти! Не мечтай! Не живи! Это как вообще называется? Я знаю другого Гамельна! А не этого мягкотелого рохлю! Р-р-р-а!

Леона прокричала, вспугивая мелких пташек, и плюхнулась на задницу. Легла, подложив под голову свернутый калачиком пиджак. И пусть потом весь изгвазданный будет — Леона надеялась никогда его больше не надевать. Небо потемнело, став васильковым. Сколько времени, интересно? В целом плевать, главное — не опоздать на поезд. Раз уж Гамельн оказался таким гостеприимным!

Что на него нашло вообще? Собрались отпраздновать выпускной, угу. Все та тетка виновата! За каким хером она вообще пошла в торговый центр? Поближе ничего не нашлось? Еще и мужа притащила… У Леоны снова зачесались кулаки: надо было этому мужлану еще по роже съездить и ботинками по ребрам добавить. Лежачего не бьют — лежачего добивают. Ладно, встретились-свиделись. Хорошо еще без: «Ого, ты так изменился! Как тюрьма?». Тетке вообще, судя по всему, глубоко фиолетово. Чего Гамельн так из-за нее загрузился? Учит смотреть вперед, а сам? Мало ли кто там каким был в прошлом. Это совершенно неважно. Ты докажи здесь и сейчас, что можешь уложить в одиночку сотню, а не бахвалься былым! «Вивиан — не обычная». Ну застрелиться теперь.

Гамельн — ее, Леоны! Ее! И никакие крали этому не помешают.

Леона буквально подскочила, пыхтя как нагретый чайник. Набрала гальки, круглой и плоской, рассекла течение блинчиками, финальный забросив на другой берег. Вот так-то вот.

— Гамельн — мой. Он меня нашел, приручил, научил быть хищницей, и теперь он — мой. Я так хочу.

Река продолжала свой бег: по кромке чуть ли не светящаяся, а на глубине — как чернила. Небо нависало крыльями ворона. Леона всматривалась в тонкую полоску горизонта, будто надеясь увидеть там знак. В памяти всплыло, как год назад она вновь встретила Гамельна — похожим вечером, на этом самом берегу. За пять лет ее волосы из каре отросли по пояс, они с мамой переехали и наладили отношения, а в новой школе оказалось вовсе не плохо и быстро нашлись друзья. Гамельн за это время заметно постарел и осунулся, но от него по-прежнему веяло внутренней силой. И все же Леона нужна была ему. Хотя бы для того, чтобы понять — он все сделал правильно, он не ошибся, когда забрал ее, шуганную и в синяках, с собой.

Ох уж этот Гамельн! Все с ним не как у людей. Хоть прись обратно и заявляй львиные права. Но обойдется. Пусть поволнуется. Порефлексирует. И придет к выводу, что был совершенно не прав!

Поезд, в который Леона заскочила в последний момент, уносил ее прочь от столицы. И давал возможность о многом подумать. Например, какие на вкус губы Гамельна, если лизнуть основательнее? А если поцеловать? И так, чтобы, ну, по-настоящему. Мысль отозвалась сладким томлением в животе. Нет-нет-нет! Леона обижена и не будет фантазировать о… Леона уставилась на свое мутное отражение в стекле с надписью «Не прислоняться» и очень захотела об это самое стекло побиться лбом. Да дьявол задери! Почему в ее жизни все через одно место? То кувырком с ног на голову, то Гамельн — предел эротических фантазий.

Леона закусила губу и плотно прикрыла глаза. Спокойно, спокойно. Девчонки в банде часто шушукались о парнях, хотя и строили из себя сильных и независимых. Притаскивали тайком журналы и постеры с красавчиками, смотрели клипы с какими-то корейцами чуть не с сердечками в глазах. Леоне тоже подсовывали, но она лишь фыркала и тянулась к вкусняшкам. И не парилась по этому поводу. Ну не торкает, ну подумаешь.

Лучшая подруга предположила однажды про «другой фронт», однако и девочки Леону особо не интересовали. Она восхищалась и заводилась, видя волю и стойкость. Когда твои фурии в крови и в пыли несутся сквозь толпу врагов — это красиво…

Ни конкретных лиц, ничего — одни ощущения. Силы, энергии, опасности, чужих страха и сопротивления, готовности идти до конца.

И тут нате — Гамельн. Старше, опытнее, умнее. С темным внимательным взглядом, с проседью в забранных очками волосах и в потрепанной кожанке. Он вырос слишком рано, научился жить и справляться с деменцией матери, взял ответственность за пятерых несчастных детей и отсидел за это пять лет в тюрьме.

Гамельн всегда выслушивал рассказы о проблемах, страхах и сомнениях и задавал вопросы, которые помогали самой найти ответы.

Раньше Леона всегда их находила. А сейчас? Что ей делать сейчас?

Гамельн ни разу не высказал недовольства, когда Леона запрыгивала к нему на спину или обнимала, но никогда не заигрывал и не флиртовал.

«Тебе еще нужно подрасти, львенок». Точно! Он считал Леону ребенком, помнил ее такой и… берег этот образ? Боялся перемен? Глупый-глупый Гамельн! Одно сплошное противоречие и недоразумение. Но ничего — Леона возьмет все в свои лапы… тьфу! Руки! И пусть только Гамельн попробует делать вид, что не имеет к этому отношения. Леона