Вообще у нас урядники в городе сила немалая. Городок наш торговый, народу приезжего много, так что возле берега хватает и гостиниц, и трактиров, и домов игорных, и даже борделей. Поэтому жилая часть Великореченска, Холм, отделена от Берега, где всё это гульбище гудит, самой настоящей стеной. Не такой, как городская, но и не малой. На Холме всегда тихо, там местные жители живут, даже в трактирах благодать и степенство, а вот на Берегу… В пятницу вечером, скажем, туда и зайти нормальному человеку боязно. Как один писатель из прошлого мира сказал, некто Зощенко: «В ушах звенит от криков и разных возможностей».

Поэтому же в городе у нас урядников много, а хлопцы они все ражие и с хулиганами не церемонятся. И в холодную запрут, и морду набьют, и к судье уволокут. А как судья рассудит, что с тобой делать, так на то его судейская воля. Право у нас всё больше процветает английского образца, то есть «прецедентное». Если решит судья однажды, что за драку в борделе полагается два месяца городские нужники вычерпывать, то так и дальше пойдёт. Создан прецедент, если по-умному выражаться. И каждый следующий скандалист будет при золотарской бочке вахту нести, покуда двухмесячный срок не выйдет. Очень популярная в нашем городе кара для мелких злодеев мужеска полу. И колодцы-септики всегда чистые.

На воротах, в первом этаже сторожевой башни, в кордегардии дежурил ещё один страж порядка в звании старшего урядника, а с ним — целых шесть ополченцев. Содержать городу гарнизон не под силу, это уже роскошь по нынешним временам — вот все мужики городские, да и баб немало, ходят на дежурства. На сторожевые вышки, стены и ворота. Я не хожу, правду говоря, потому как охотники — те, что с лицензиями — и так всегда на городской службе числятся. Нас в любой момент вызвать могут куда там городу понадобится. С нас даже налог берут именно таким образом — услугами.

Объехал выгон, тормознул в воротах перед тяжёлым бревном шлагбаума. Подошёл ко мне один из ополченцев, второй его из бойницы страхует. На башне стволы пулемётной спарки[7]уставились в сторону леса, а вот ещё двое ополченцев дробовики на меня навели. Смотрят настороженно, пальцы на спусковых крючках. Не забалуешь. Мы все друг друга знаем, здороваемся, городишко-то маленький, да только мало ли кто из дикой земли в город с моей личиной вернулся? Чего в наших краях только не случается…

Ополченец у шлагбаума поздоровался вроде как приветливо и протянул мне деревянный резной жезл с костяным округлым наконечником. Я положил левую, с сердечной стороны, ладонь на костяное навершие. Когда выезжал из ворот, я тоже так сделал, и жезл мою ауру запомнил. А теперь должен этот «оттиск» мне обратно вернуть. Если что-то не так, жезл красным засветится, а меня задержат «до выяснения». Вызовут наряд с дежурным колдуном, и тот уже дальше разбираться будет, моя ли аура так изменилась, или кто другой мою личину натянул.

А по-другому в наших краях никак нельзя. Прямо за спиной караульного на тяжёлых брёвнах боковины башни четыре глубоких следа от могучих когтей и тёмные пятна. Уехал так один горожанин в дальнюю дорогу, а вернулся оборотнем. И при проверке успел обратиться — и караульному почти начисто башку снести с одного удара, второй удар уже в стенку пришёлся. Оборотня-то расстреляли — у тех, кто подстраховывает, половина картечин в патронах серебряные, а вторая половина заговорённая, зажигательная, такой заряд любого оборотня в клочья рвёт, — но караульного схоронили. Так-то.

С приезжими проверка ещё сложнее. Они через проходную по одному идут, и проверяют их сразу шестью разными способами. И человек ли под личиной, или там, скажем, гном или иной нормальный член одной из рас, населяющих наш новый странный мир, или кто иной уже? И привержен ли он злу вообще, а сейчас в частности? Не под чьим ли ментальным контролем он сейчас находится? Не оборотень ли он? Не вампир ли? И так далее.

Жезл дружелюбно мигнул мне зелёным свечением, и ополченец обошёл машину, заглядывая в кабину и в кузов. Помповик со складным прикладом и коротким стволом он держал в руках. Для этого места идеальное оружие. Если и начнётся заваруха, так на расстоянии вытянутой руки, а на таких дистанциях боя дробовик пострашней пулемёта будет.

— А это что? — спросил он меня густым басом, кивнув на брезентовый свёрток в кузове.

— Шестиногий пятихрен, — ответил я. — За которого голова награду предложил.

— Да ну? — удивился ополченец. — Добыл, что ли? Того, что скот рвал на дальних пастбищах? С пастухами купно? А покажешь?

— У управы выставят — и приходи смотреть, — отрезал я, ответив тем самым сразу на все вопросы. Не слишком подробно, зато категорично.

Не хватало ещё здесь с брезентом возиться, чтобы ополченческое любопытство потешить. И вообще, пусть службу несут, не хрен им…

— Давай подымай своё бревно, хорош лясы точить, — изобразил я раздражение.

Мне можно, я сейчас герой. Ополченец чуть не во фрунт вытянулся и бревно от опоры отомкнул. Раз уж я такой герой, то и почести мне соответственные. Я завёл мотор и въехал в ворота, которые через полчасика закроются уже до рассвета. Вход в город будет только через ворота служебные, узкие, с чародейским шлюзом для проверки ночных визитёров. Как солнце уходит, бдительность втройне повышать надо.

От ворот в глубь города вела широкая, хоть и не мощёная, улица, называемая Главной. Её только регулярно гравием подсыпали, чтобы грязь не разводить. Справа потянулись заведения увеселительные, откуда уже пьяные голоса на улицу доносились, и за окнами девы распутные повизгивали. Слева — купеческие конторы, гостиные дворы, гостиницы и дворы постоялые. Это — Берег, тут сплошь приезжие, с караванами пришедшие или рекой, с баржами. Сгрузили товар по лабазам, а теперь веселятся.

Я разминулся с урядническим «козлом», затем опять с конным патрулём, причём урядники на поясе вместо шашек носили длинные дубинки. Тут рубить некого, зато для дубин зачастую работы хватает: во хмелю гости нашего славного города бывают буйны.