— Нет, — так же тихо, не поворачивая головы, выдавила я. «Он с ума сошел… почти поцеловал меня! Нет, это я сошла с ума! Больше никаких встреч, никаких дурацких мыслей. Я люблю совершенно другого человека. А этот испортит и осложнит всю мою жизнь.»

После окончания представления мы, молча, спустились в гардероб, так же, молча, оделись и спешно вышли на улицу.

— Ты знаешь, я, наверное, поеду домой, — я старалась придать голосу усталые нотки.

— В паб не пойдем? — мы остановились на перекрестке у светофора.

— Я не особо голодна, — сказала я, а у самой в это время в желудке заурчало так, что я удивилась, как этот звук не перебил рев моторов машин, стоящих на красный свет светофора.

— Хорошо… тогда я провожу тебя до маршруток, — Ярослав поднял воротник своей куртки и одел перчатки.

На мое везение маршрутка уже стояла в ожидании пассажиров, мы наспех попрощались, и я практически влетела в салон, довольная тем, что мне удалось избежать ужина — раз, нелепого момента прощания — два и разговоров о следующей встречи — три. В тот вечер я считала себя победителем и искренне радовалась тому, что сумела уйти от ситуации и быть хорошей девочкой, а встречаться с Ярославом еще раз я не собиралась.

2. Ярослав

Март 2005 года, Рига, Латвия.

Громко постучав и немного помедлив возле кабинета с табличкой «Анжелика Куприянова», Ярослав все же нажал на ручку и открыл дверь.

— Здравствуйте, Анжелика!

— Добрый день, Ярослав! Честно говоря, я приятно удивлена вашему визиту. Думала, что после последнего сеанса вы больше не придете, — Анжелика вышла из-за рабочего стола и села в удобное кресло, стояще около аккуратного журнального столика, какие есть, наверное, в кабинете любого практикующего психотерапевта или психолога.

— Проходите, садитесь, — вновь обратившись к парню, она указала на кресло, стоящее напротив нее.

— Я, в общем-то, не собирался приходить, но сны опять появились, и таблетки, выписанные Вами, уже плохо помогают, — Ярослав сел в предложенное ему кресло.

— Мы же с Вами обсуждали тему лекарств и того, что нет такой таблетки, которая помогла бы Вам без наших сеансов избавиться от того, что Вас тяготит.

— Да, я помню… — Ярослав поежился в кресле, у него никак не получалось устроиться удобнее, — но я все-таки надеялся, что антидепрессанты и снотворное помогут.

— Они не помогают в том смысле, что Вы от них ожидаете. Они скорее способствуют притуплению эмоциональной окраски всего происходящего или произошедшего с человеком, давая ему время все устаканить, прожить, принять и не сойти с ума, если так можно выразиться.

Ярослав лишь коротко кивнул в знак согласия. Он помнил этот краткий ликбез перед входом в мир антидепрессантов.

— Четыре месяца назад Вы решили прервать наши встречи. Почему? — Анжелика сняла очки и потерла переносицу. Она очень устала сегодня, у нее было восемь пациентов, и она согласилась принять Ярослава уже после официального рабочего дня только потому, что знала о тяжести его состояния, и раз уж он позвонил, значит, дело совсем плохо.

— После нашего последнего сеанса я напился и подрался с какими-то дворовыми хулиганами, пИсавшими около моего подъезда. Уж очень хотелось покалечить кого-нибудь и самому быть побитым. Слишком многое… мы подняли во мне тогда, надо было выплеснуть.

— Понятно… — Анжелика вернула очки на прежнее место. — Расскажите мне о Ваших снах.

— Ну… сюжет в последнее время один и тот же, различаются только нюансы.

— Сюжет, я так понимаю, связан с вашим прошлым в Косово.

— Да. Вообще-то правильно говорить в Космете1 или на Космете, а не в Косово.

— На Космете. Вы не хотите рассказать мне этот сон?

— Хочу. Просто это очень сложно, — Ярослав сжал кулаки и на его лице заходили жевалки.

— Вы боитесь того, что почувствуете, рассказывая…

— Да. Я не хочу опять рыдать как девица над своей потерянной любовью. Все равно уже ничего не вернешь и не исправишь, — в голосе Ярослава чувствовалось явное презрение к себе и к своей слабости.

— Хорошо, тогда расскажите мне самое яркое впечатление из Вашего детства.

— Что? — Ярослав был в явном недоумении. — При чем здесь детство?

— Если для Вас пока сложно говорить на коренную и тяжелую тему, тогда давайте поговорим о чем-то более нейтральном для Вас, — Анжелика устроила руки на подлокотниках кресла и спокойно посмотрела на парня. — Скажите, вы считаете, что ваше детство было счастливым?

— Детство?.. Не знаю… Наверное, да. Во всяком случае, тогда я считал себя очень счастливым… Я был всецело предоставлен самому себе, за неуды в школе меня никто не порол, постоянными опозданиями домой тоже не пеняли. Мама взялась за ремень и хорошенько отходила меня только один раз, когда в 15 лет я и еще пара ребят занялся подделкой школьных табелей, ученических и проездных билетов. Нам казалось, что это по-бандитски круто, да и деньги всегда водились. Мелочь, но приятно — у нас свой нелегальный бизнес, мы круче всех пацанов на районе. Все было хорошо, пока нас, спустя полгода не поймали, — Ярослав едва заметно улыбнулся, но в его взгляде мелькнула горчинка.

— Кто-то настучал на нас, и менты пришли за мной как раз в день рождение моего младшего брата. Скадалище был ужасный. Меня забрали, и отпустили только спустя сутки дня, поставив на учет. Вот тогда-то мать и отходила меня отцовским ремнем по самое не могу. Потом был суд, нам всем дали условный срок, но мы продолжали куролесить, за что вскоре получили еще один. Как нас не посадили тогда, до сих пор не понимаю… А может, оно было бы лучше, если бы посадили…

— И, не смотря на все это, Вы считаете, что у вас было счастливое детство, — психолог была явно немного озадачена и удивлена.

— Конечно. Потому что все, что было со мной тогда было в кайф, в экстрим. Это были детские соревнования на крутость и глупость, которую всегда можно было понять и оправдать возрастом, социальным статусом, да чем угодно. Все же, что было потом… тоже соревнования, только приз